Гангстеры - [25]

В то время как министр говорит, я изучаю окружающих его людей. У одних серьезные лица, у других — напряженные, у третьих — безучастные. Комиссар Пино играет под столом своей трубкой; директор Валантен все время чешет свой нос; префект Люизе без конца снимает свои очки и протирает их платочком из нагрудного кармана; мой шеф ерзает на стуле; полковник жандармерии, вытянув шею, слушает внимательно; в серых глазах Вибо сверкают ироничные искорки. Мой взгляд снова возвращается к круглому лицу министра, утяжеленному двойным подбородком. Густые брови и чаплинские усики придают ему сходство с рантье, в жизни которого было не много лишений. Я непроизвольно задумываюсь о тех французах, которые недоедали в эту жуткую зиму. Я сам из них: сто пятьдесят граммов мяса, девяносто граммов колбасы в неделю, пятьсот граммов сахара в месяц. На хлеб введены карточки; уголь практически невозможно достать; газ отключают каждый вечер в двадцать тридцать; электричество подается с перебоями между восемью и семнадцатью часами. Большинство из тех, кто держит сегодня в своих руках бразды правления, не знают, что такое жить по карточкам, иначе чем объяснить их жир?

Эдуард Депре заканчивает свой анализ.

— У кого-нибудь есть предложения?

В зале стоит полное молчание. Никто не хочет брать слово, чтобы не обнаружить несостоятельность своего ведомства. В этот момент, нарушая тишину, директор Валантен заявляет своим гнусавым голосом:

— Господин министр, работа полиции, дезорганизованная чисткой, постепенно нормализуется. Мы централизуем сведения, поступающие из семнадцати региональных ведомств, охватывающих всю территорию Франции. Я хотел бы особо подчеркнуть эффективность полиции Марселя, а именно комиссаров Маттея и Трюши, а также присутствующего здесь комиссара парижской полиции Баньеля. Мы констатировали, что самые опасные и серьезные преступления совершаются в этих двух городах: Париже и Марселе. К сожалению, в своей работе мы часто сталкиваемся с непримиримостью префектуры полиции, которая отказывается от всякого сотрудничества.

— Простите! — вмешивается префект Люизе. — Никогда еще вверенная мне судебная полиция не отказывалась от сотрудничества с вами, но совершенно очевидно, что преступления, совершаемые в Париже, прежде всего входят в мою компетенцию. Что же касается ваших чиновников, мой дорогой директор, то не только они подверглись чистке. Все служащие вверенного мне ведомства честно выполняют свой долг, несмотря на недостаток материальных и денежных средств и возложенную на них непосильную задачу.

Немного раскрасневшийся префект полиции вытирает свои очки и добавляет сухим тоном:

— Есть высказывания о том, что отдельные чиновники парижской полиции связаны с гангстерами. Эти оскорбительные и клеветнические заявления исходят из сыскного розыска. Разве в таких условиях может идти речь об эффективном сотрудничестве?

— Довольно, господа! — пытается урезонить их Эдуард Депре.

— Господин министр, я ничего не придумал. Мне чрезвычайно неприятно констатировать, что наши коллеги из Сюртэ распространяют подобную клевету!

Такой поворот событий явно не устраивает министра, который вопросительно смотрит на шефа своего кабинета, затем переводит взгляд на директора Сюртэ. Роже Вибо похож на мраморную статую. Он ждет своего часа. Если префект демонстрирует добрую волю, то, по всей видимости, ему неизвестно, что его чиновники сотрудничают с неким Жоановичи, известным торговцем, нажившимся на поставке металлов для немцев и черном рынке. В сорок четвертом «господин Жозеф» становится миллиардером и ведет роскошную жизнь. Хитрый и изворотливый, чувствующий, откуда дует ветер, он просачивается в организацию Сопротивления «Честь и полиция» и становится меценатом префектуры: у него есть свои люди на месте и даже собственный кабинет неподалеку от кабинета префекта. Роже Вибо известно, что Шарль Люизе наградил этого жизнерадостного, нечистоплотного и неграмотного Будду одновременно с шефом своего кабинета Эдгаром Пизани. Роже Вибо известно также, что Жоановичи и Лафон были неразлучными друзьями и в некотором смысле наследовали друг другу: Лафон был хозяином полиции в период оккупации, Жоановичи стал им после Освобождения. Наконец, Роже Вибо известно, что под началом Лафона, расстрелянного двадцать шестого декабря сорок четвертого, «господин Жозеф» изучил всю палитру коррумпированности, что он пользуется доверием преступного мира и, более того, его поддержкой. Роже Вибо известно все, но он ничего не говорит. Не потому, что он не доверяет своим коллегам, а потому что он такой человек: он не говорит, он действует. Без предупреждения. Он пришел на это совещание в качестве наблюдателя. Он слушает, запоминает, но по его лицу невозможно узнать его отношение к происходящему. Валантен снова берет слово:

— Господин министр, расследования, проведенные в Ницце, Марселе, Экс-ан-Провансе и Бандоле, позволили моему ведомству установить, что хорошо организованная гангстерская банда орудует как в провинции, так и в Париже. Банда чрезвычайно мобильна, имеет связи в провинции, захватывает фантастические суммы. Только налет на почтамт в Ницце дал ей прибыль в тридцать три миллиона. Комиссару Маттею удалось опознать личность главаря. Это Пьер Лутрель, опасный убийца, служивший в гестапо на авеню Фош. Он руководит самой вредоносной и беспощадной бандой.