Гамлет, отомсти! - [75]

– Я отслеживаю отправление телеграммы, – обратился он к ней, – посланной отсюда не так давно. Я стану задавать вопросы. Но я не хочу, чтобы кому-то показалось, что они вспомнили то, чего на самом деле не помнят. Я зашел сюда так, на всякий случай, понимаете?

Чуть раньше Эплби оценил пользу подобного приема: память людей работает лучше, если они не чувствуют, что от них срочно ждут чего-то определенного. Но старуха с орлиным взором ответила ему с негодованием.

– Не так уж много телеграмм отсюда отправляют, чтобы я их не запомнила, – твердым голосом заявила она.

Вот и прекрасно, хотя подобное заявление вряд ли бы одобрил министр почт.

– Это довольно необычная телеграмма, – продолжил Эплби. – В ней содержалось всего два слова: «Гамлет, отомсти».

– А-а, – отозвалась старуха, – но таких было много.

Эти слова ошеломили Эплби. Он очень надеялся на содержание послания Джервейсу: при передаче оно должно было привлечь внимание. Но он забыл нечто, о чем помнил Черная Рука: за последние несколько недель из Скамнума разослали огромное количество телеграмм о пьесе, как и подобает большому аристократическому дому. И почти в каждой из них фигурировало слово «Гамлет». По словам старухи, «таких было много», и фраза «Гамлет, отомсти» сама по себе не привлекла бы особого внимания.

– Много таких было, – повторила старуха. – Завтра две недели, как сам мистер Раут принес две. Одна была «Джолсу и Бурнету» на Сент-Мартин-лейн: «Касательно Гамлета дуэльные реквизиты не получены прошу проверить отправку – Готт». А вторая Майлзу на Оксфорд-стрит: «Отправьте десять экземпляров нового кембриджского Гамлета обратной почтой – Хортон». И тогда же днем зашел незнакомец – высокий джентльмен в сером костюме и зеленом галстуке, ростом с нашего Тима, в котором ровно метр восемьдесят, сероглазый, с парой веснушек на лице, как у девушки. Стоял он вон там, сочинял телеграмму и все волосы ерошил. Потом принес бланк. Телеграмма Маллоху, Рэнкин-Лодж, Абердин: «Гамлет на сцене в новой редакции тчк наш лозунг назад к Киду воскл жду обсуждения – Готт». А на следующее утро…

Эплби смотрел на старуху с орлиным взором, методично перебиравшую телеграммы двухнедельной давности, с какой-то профессиональной завистью. Ее подробное описание Готта едва ли уступало ее цепкой памяти, благодаря которой она дословно воспроизвела академическое подшучивание, наверняка непонятное ей. В нем снова проснулась надежда. Даже если «таких было много», старуха, похоже, обладала недюжинной памятью сплетницы, от которой ничего не могло ускользнуть.

– Тогда, – произнес он, – вы, наверное, помните эту телеграмму: «Гамлет, отомсти» и ее отправителя.

Однако лицо старухи приняло озадаченное, почти оскорбленное выражение. Она хмуро покачала головой.

– Это было не так давно, – ободряющим тоном подсказал он. – Всего восемь дней назад. Вчера неделя как была.

– В понедельник! – Старуха возмутилась до глубины души. – И вы хотите, чтобы я помнила что-то о телеграмме, которую посылали отсюда в понедельник? Вы никогда не слышали о Хортонских скачках?

Так вот оно что. Вот почему Джервейс получил свое послание именно тогда. Был один день в году, когда любой мог послать телеграмму с почты в Скамнум-Дуцисе, даже не думая, что его запомнят. В тот день проходили скачки, и машины шли через деревню сплошным потоком. И каждый час перед началом заездов владельцы автомобилей забегали на почту, чтобы объявить ставки по телефону или телеграфировать их. Любой мог приехать из Лондона или откуда-то еще и совершенно спокойно отправить телеграмму. С тем же успехом это мог сделать любой обитатель Скамнума. Ведь тогда в поте лица трудились два помощника со стороны, и сам герцог мог подать телеграмму одному из них, не рискуя попасть под подозрение. И наконец, послание передали через конторку, а не продиктовали по телефону. Старуха без труда нашла его, должным образом помеченное как отправленное в два пятнадцать дня. На обычном телеграфном бланке стояли слова, написанные карандашом четкими заглавными печатными буквами. Что-то с этим поделать было по силам разве что волшебнику из сказки.

Эплби возвращался в Скамнум с чувством, что в деле с посланиями он проиграл. Все, что ему удалось добыть, – незначительные факты касательно места и времени. Отложив в сторону версию с агентами и соучастниками, получалось следующее. Черная Рука был на почте в Скамнум-Дуцисе в два пятнадцать в понедельник, предшествовавший убийствам, и что несколькими днями позже – в пятницу – он находился или рядом с лондонским домом Олдирна сразу после двух часов дня, или по соседству со скамнумской южной сторожкой сразу после четырех. Или же – что менее вероятно – где-то на маршруте между этими двумя точками во время проезда машины Олдирна. Однако эта информация, пусть скудная, все же представляла собой ценность. Она могла помочь исключить – по крайней мере, предварительно – того или иного человека из чрезмерно большого количества подозреваемых. И в сочетании с другими подобными методами можно добиться значительного продвижения в деле. Взять, например, Маллоха в качестве подозреваемого. Можно спросить, мог ли он, согласно своим поддающимся проверке передвижениям, сделать следующее: