Гамлет и Дон Кихот - [2]

" - И Петрушку-лакея знаешь?

- Петра Васильевича? Как же, знал. - Где он теперь?

- А в солдаты поступил.

Мы помолчали.

- Что она, кажется, нездорова? - спросил я наконец Ермолая.

- Какое здоровье!.. А завтра, чай, тяга хороша будет..."

Перед нами сущность современной новеллы, великолепное развитие Тургеневым гоголевской находки. И все же, повторяю, этот прием настолько затаскан последующими писателями, что уже не действует на нас так, как, должно быть, действовал на современников Тургенева, Вбить историю целой жизни во впечатления и замечания двух-трех второстепенных персонажей прием нартолько затрепанный, что я, например, предпочел бы от него отказаться и рассказал бы эту историю так, как сделал это здесь - в хронологическом порядке, без ухищрений и изысков. Полагаю, что так же рассказал бы ее зрелый Тургенев. Однако в своем историческом контексте рассказ этот вызывает восхищение - и той смелостью, с какой история Арины сценически подана читателям, и тем, как из сумятицы незначительных деталей прорывается на мгновение огромная человеческая боль, словно голос самих обездоленных. Этот прием был также любимым у Роберта Браунинга, и если читать одновременно рассказ "Ермолай и мельничиха" и стихотворение "Моя последняя герцогиня", то можно обнаружить, что эти два произведения объясняют друг друга, вплоть до нарочитого хода в сторону в конце как того, так и другого. "А завтра, чай, тяга хороша будет..." у Тургенева перекликается с заключительными строками "Моей последней герцогини" у Браунинга:

Взгляните - вы должны, я убежден,

Одобрить эту бронзу: Посейдон,

Морского усмиряющий коня,

Ганс Инбрукский сработал для меня.

[Пер. М. Донского.]

Да и сами действующие лица тоже перекликаются между собой: Арина и герцогиня, Петрушка и фра Пандольфо, г. Зверков и герцог - холодный эгоцентрик, убивший невинную любовь и нежность двух сердец.

Но в "Записках охотника" есть даже еще более характерные, чем рассмотренные выше, рассказы, как, например, те два, которыми так восторгался Генри Джеймс, - "Певцы" и "Бежин луг". В "Певцах" описывается певческое состязание, происходящее в деревенском кабаке, а "Бежин луг" повествует о четырех пареньках, пасущих ночью коней на лугу у реки и коротающих время в рассказах о привидениях. Внешне по крайней мере это все, что автор стремится в них описать; на самом деле в первом говорится о способности искусства вносить смысл в обессмысленный мир, а во втором - о бессмысленности жизни как таковой и ужасе, который охватывает человеческую душу, оставшуюся один на один с Природой и ночью.

Английскому или американскому издателю тургеневской поры пришлись бы больше по вкусу два последних рассказа, потому что ему не составило бы труда определить их жанр. Он сразу же отнес бы их в разряд эссе, типа тех, какие писались Хэзлиттом, и опубликовал бы под названием "Сельские баллады" или же "Истории с привидениями". Но он, несомненно, никак не мог бы взять в толк, почему мы называем их рассказами, ведь в его представлении рассказ - это повествование, которое зиждется на интересе к событиям, а Тургенев от этого попросту отказался, заменив статическими описаниями, характерными для эссе или поэзии. Правда, в конце "Бежина луга" он на мгновение позволяет возникнуть интересу к событию: Павел, самый смелый из четырех парнишек, утверждает, что слышал голос утонувшего товарища, который звал его из речных глубин. Но в последнем абзаце Тургенев намеренно уходит от возможного эффекта, сообщая нам, какая судьба постигла Павла на самом деле:

"Я, к сожалению, должен прибавить, что в том же году Павла не стало. Он не утонул: он убился, упав с лошади. Жаль, славный был парень!"

Это "снижение" в конце рассказа - превосходный пример высокого тургеневского искусства. "Он не утонул: он убился, упав с лошади". Наверно, Гоголь не погнушался бы таким сюжетом, но он вряд ли отказался бы от возможности наложить последний мазок, чтобы у нас от страха мурашки по телу забегали. Тургенева не устраивал подобного рода страх - дрожь, которая охватывает зимними вечерами собравшихся вокруг лампы детей, чьи мысли заняты призраками и упырями, когда ветер воет за стенами маленького домишки - он хотел, чтобы взрослый человек содрогнулся, задумавшись над таинством человеческой жизни.

* * *

Позднее Тургенев вернулся к форме повествования, уже ранее им опробованной, - к форме nouvelle. За неимением лучшего термина мы будем употреблять слово "повесть", имея в виду то, что по-английски называют коротким романом или длинным рассказом. Различие между этими двумя формами достаточно легко ощутимо, но определить его намного трудней, и такая же трудность возникает, когда требуется провести четкую грань между повестью и романом.

Например, "Ермолай и мельничиха" принадлежит к жанру рассказа - conte, если вам не претит французский термин. То есть все повествование здесь сконцентрировано в одном-единственном эпизоде: с помощью воспоминаний и косвенного повествования события нескольких лет умещаются в происшествия одной ночи. Это чрезвычайно опасный прием, который удается лишь очень взыскательным к себе художникам, - прием, чреватый тем, что смешение экспозиции и развития действия могут запутать и утомить читателя; и более того, эффект от рассказа в целом может оказаться совсем иным, чем от суммы отдельных частей, - как это и случилось с одной из новелл Мопассана, о которой речь впереди, где трогательная история превратилась в непристойный фарс. Как говорилось выше, если бы мне привелось писать об истории, рассказанной в "Ермолае и мельничихе", я бы предпочел форму хронологического повествования, начал бы с начала - с описания того, что пережила Арина у госпожи Зверковой, этого "ангела во плоти", и проследил, как отчаяние толкнуло ее на любовную связь с Петрушкой, а затем попытался объяснить, почему брак с бесчеловечным старым мельником сделал ее случайной любовницей бездельника Ермолая.