Гамельнский Крысолов - [14]

Это определенно была комната его отца. Это были его книги, его вещи, оставленные по рассеянности или просто потому, что больше не понадобятся, его аккуратно сложенные в специальный контейнер ароматические палочки и свечи. Все в этой комнате было его, эта комната даже пахла им - смесью сигарет, дорогого одеколона, старости и терпких специй. Все это сбивало Виктора с толку, заставляло думать, что через секунду Учитель выйдет из шкафа и посмеется над ним.

Но ничего так и не произошло. Одиссей похлопал крыльями в своей клетке, тихо каркнул и тут же затих. Гадатель поставил клетку на стол и посмотрел на Анну:

-Спасибо.

-Да, пожалуйста, - девушка пожала плечами, - Я там пеку булочки, но сомневаюсь, что одна смогу их все съесть. Мне будет нужна Ваша помощь.

Виктор виновато улыбнулся и спросил:

-Когда?

-Где-то через час, - Анна закатила глаза, потом всплеснула руками и вышла из комнаты, - Вы пока обживайтесь, а я постараюсь не приготовить угли вместо выпечки...

Виктор кивнул, прикрыл за девушкой дверь, но так и не сдвинулся с места. С ней было что-то не так, что-то неуловимое, невидимое, неощутимое исходило от нее, какая-то легкая, но подозрительная энергетика. Она словно стояла на развилке, у нее было три разных судьбы, и сейчас пришло время выбора. Виктор не мог отделаться от ощущения, что с ней рядом должен быть кто-то еще, что она не одна, хотя внешние факторы говорили обратное.

Виктор тряхнул головой, пытаясь отогнать мысли об Анне, и снова осмотрелся. Закинув в шкаф сумку, не разбирая её, Гадатель сел за стол и принялся перебирать оставшиеся вещи Учителя: потрескавшиеся от времени и долгого использования кости, оплавленные свечи, склянки с маслами, маленькие и большие коробочки, мешочки и шкатулки с травами, с рецептами отваров или очередным инструментом для гадания. Виктор рассеянно крутил их в руках, то одну, то другую, пока не увидел на деревянной крышке одной из них красивую римскую единицу, выведенную чернилами.

Виктор нахмурился. Сердце застучало чуть быстрее, а руки задрожали. От волнения он закашлялся, и лишь успокоившись, решился снять крышку.

В коробке оказалась колода карт, талисман на счастье и письмо, адресованное Виктору.

Колоду и талисман Виктор отложил в сторону и пробежался глазами по строчкам. Почерк Учителя, все эти аккуратно выведенные вензеля и завитушки, ровные строчки казались последней шуткой старика, удивительно не смешной, а лишь заставляющей Виктора поверить, что он совсем рядом, но так и не появится.

   Первый,

   даже помня о твоем упрямстве и неспособности верить старшим, я надеюсь, что ты никогда не прочитаешь это письмо. Но если ты все же читаешь его (что более вероятно, не так ли, сын мой?), значит, все мои надежды разрушены, и ты все же приехал в Швецию, в попытках отыскать меня.

   Два года я скрывался от тебя потому, что так было нужно. Ты превзошел меня, а это означает, что я должен исчезнуть из твоей жизни и жизни других членов Колоды.

   Я надеялся, что рано или поздно тебе надоест, и ты оставишь эти глупые попытки, но ты - истинный сын своего отца и никогда не отступаешь.

   Забудь обо мне. Оставь попытки найти меня, пока у тебя еще есть возможность. Возвращайся в Англию, женись на своей Красавице и продолжи мое дело. Но не ищи меня, никогда, Первый.

   Карты, которые ты так же получил - мой последний тебе подарок. Я нашел их здесь в одном чудесном месте и подумал, что тебе они могут стать хорошими друзьями и помощниками.

   Помни мои слова. Прости меня и прощай.

   Учитель.

Виктор устало потер лоб и глубоко вздохнул. Ему все больше надоедало играть с отцом в кошки-мышки, хотя, как и говорил Учитель, Гадатель был слишком упрям, чтобы отступить. Даже когда Виктор пытался отдалиться от отца и абсолютно отрицал магию, он все равно чувствовал крепость связывающих их уз, и это немного добавляло ему уверенности в том, что, так или иначе, все будет в порядке.

Однако сейчас Виктор этого не чувствовал. Он понимал, что теперь для него не будет существовать опоры. Опорой станет он сам. И Виктор старался быть сильным и выдерживал каждое испытание, встретившееся ему на пути, но порой - и это случалось все чаще, - он скучал по Учителю - по отцу. Ему бы хотелось увидеть его снова, и снова почувствовать чуть больше уверенности в себе и окружающем мире.

Он столькому не успел научиться, пока была возможность. Виктор не сразу начал жалеть об этом - многое он изучил самостоятельно, но порой ему не хватало короткого совета, пусть даже не всегда по делу, просто... просто так.

Гадатель отложил письмо в сторону и взял в руки карты. Учитель, вероятно, предвидя, что карты Виктора вот-вот отслужат последние дни, оставил ему эту колоду: гладкую на ощупь, но чем-то неуловимо напоминающую шершавую каменную поверхность, что-то испещренное миллиардами песчинок, горячую, почти обжигающую, и в то же время такую спокойную и холодную. Люди на картах были молчаливы и замкнуты, смотрели на Виктора с интересом и укоризной, оценивая его и что-то решая. Эта колода была живой, безусловно, и Виктору это нравилось.