Гамбургский оракул - [60]

— Виноват я! — признался Енсен, вынимая из бара еще полдюжины таких же стаканов. Сказал он это скорее с радостью, нежели с грустью. Случайно сделанное им открытие с лихвой компенсировало досадную ошибку. — Сравните!

Он поставил один из стоящих на столе стаканов рядом с только что вынутыми, чистыми. Они были двойниками. А у второго, с приклеенным к донышку ярлыком, на котором значилось: «Отпечатки пальцев Магды Штрелиц-Цвиккау», что-то было не так. Почти неуловимая разница. Ободок состоял из почти соприкасавшихся тонких колечек, в отличие от сплошной черты на остальных стаканах.

— А теперь посмотрите сюда! — Енсен, окрыленный удачей охотника, напавшего на редкостный след, перевернул стакан вверх дном. На толстом стекле были выцарапаны какие-то цифры. — Инвентарный номер ресторана! Я уже проверил! Кто-то специально принес его сюда, чтобы навлечь подозрение на Магду Штрелиц!

— И окурок тоже! — Дейли похлопал Енсена по плечу. — Будь на то моя воля, вы были бы комиссаром, а Боденштерн — мальчиком на побегушках при вас.

— Я ценю ваш комплимент! — Енсен покраснел. — Но ведь это черновая работа, тут нужны лишь наблюдательность и навык. А распутывать клубки не умею. Сами были свидетелями моего позорного провала с госпожой Мэнкуп.

— Давайте подумаем! — предложил Мун. — Между прочим, я только сейчас почувствовал, что голоден, как волк.

— С тем большим аппетитом вы наброситесь на вашу будущую жертву, — пошутил Дейли.

Мун даже не улыбнулся.

— Что мы достоверно знаем? — Он покосился на пустое кресло за письменным столом. — Убийца воспользовался пистолетом и перчатками, оставленными Ловизой в выдвижном ящике. Кто мог их взять? Не только Баллин. Любой. Этому благоприятствовало столпотворение, толчея, в которой я потерял из виду даже Мэнкупа. Но удобнее всего это было самой Ловизе…

— И она же спрятала перчатки за картиной, — заметил Дейли. — Баллин отпадает. Магду выгораживает свидетельство ее мужа.

— Не будем торопиться. — Енсен не слишком долго переживал свою удачу. — Ошибок уже и так наделано достаточно. Вы исходите из того, что перчатки спрятаны сразу же после убийства. А ведь это могло быть и позже.

— Маловероятно, — покачал головой Мун. — Слишком большой риск. Убийца должен был теоретически считаться и с общим обыском в квартире, и с индивидуальным. Я на месте комиссара Боденштерна поступил бы именно так.

В дверь постучали.

— Войдите! — пригласил Мун.

— Не пугайтесь, это я! — почему-то счел нужным объяснить Баллин. — Пришел с известием, которое вас заинтересует.

— Что такое?

— Ловиза готовит вам закуску. — Только теперь он улыбнулся. — Между прочим, мне наконец удалось восстановить пробел в памяти, которому вы придавали такое значение. В артистическую уборную я вернулся из-за Ло. Она забыла там свою сумку, а самой почему-то не захотелось возвращаться.

— Все сходится, — констатировал Дейли после его ухода. — Стакан и окурок, чтобы подозревали Магду. Перчатки — для скульптора, сумка — улика против Баллина. Невиновной остается только она сама.

— Ловиза? Что же она хотела инсценировать? Убийство, совершенное в одиночку? Или задуманное втроем? — спросил Мун.

— Втроем? Почему бы и нет? — Дейли свистнул. — Все трое, по-видимому, недолюбливали Мэнкупа, все трое очень нуждались в деньгах.

— В отличие от Ловизы Кнооп, про которую нельзя сказать ни то, ни другое. Отсутствие мотивов меня всегда настораживает, когда приходится предъявлять обвинение. — Видно было, что Енсен колеблется между внутренними сомнениями и неумолимыми доводами своих коллег.

— Действительно! — опомнился Дейли. — Куда девать ее, по словам Мэнкупа, блестящий ангажемент в театре «Талиа»? Он не лезет ни в какие ворота.

— Меня это тоже интересует, — согласился Мун. — Енсен, попытайтесь позвонить на квартиру директору или одному из администраторов… Извинитесь и лучше не говорите, что вы из полиции. Скажите, что вы, допустим, из «Гамбургского оракула».

— И что мне надо узнать?

— Спросите, когда ее первый спектакль. — Мун усмехнулся.

Енсен рьяно взялся за дело. Включенный телефон сразу дал о себе знать беспрерывными звонками. Несмотря на поздний час, пресса по-прежнему бодрствовала. Перелистывая одной рукой справочник, Енсен другой механически снимал и тут же клал обратно трубку. Наконец он нашел нужный номер.

Енсен все еще говорил по телефону, когда вошла Ловиза с подносом.

— Бутерброды по-гамбургски! — объявила она, расставляя на столе тарелки. — Не знаю, как вы, а Магнус их очень любил.

Енсен, закончив разговор, шепотом проинформировал Муна.

— Я так и знал, — пробормотал тот. — Садитесь! — пригласил он Ловизу.

— Для чего? — спросила она удивленно. — Вы уже вытянули из меня все, что могли.

— По-моему, еще не все! Почему вы ушли из театра Санкт-Паули?

— Ушла? — Ловиза горько усмехнулась. — Меня выставили. Да еще со скандалом! Во всех газетах писали.

— Конкретнее!

— Дирекция решила поставить водевиль. Забавные похождения немецких солдат в оккупированной Белоруссии. Танцы, шутки, любовь. Влюбленная в бравого ефрейтора, жена командира партизан предает отряд. За сценой слышны выстрелы, — расстреливают партизан, — а на переднем плане идет счастливая походно-полевая свадьба с хороводами, выпивкой и массовыми поцелуями. Я сказала, что это гнусная гитлеровская пропаганда. А директор сказал, что, наоборот, полная демократия, раз немецкий солдат спит с русской женщиной. Я пыталась протестовать и получила в награду увольнение за коммунистическую пропаганду.