Гамбит Королевы - [7]

– Значит, не одну меня… Что ж, рада слышать. Кто же станет ее крестницей?

– Дочка Райзли. Ее зовут…

– Мэри, – со смехом хором закончили сестры.

– Ах, Анна, до чего же я рада тебя видеть! У меня дома так мрачно.

– Я навещу тебя в Чартерхаусе, когда принцесса… – Анна испуганно закрыла рот рукой и округляет глаза. – Когда леди Мария меня отпустит. – Склонившись к самому уху Катерины, она прошептала: – Леди Хасси отправили в Тауэр за то, что она назвала ее «принцессой»!

– Помню, – кивнула Катерина. – Но ведь это было очень давно, и потом, она упорствовала. Леди Хасси – совсем другое дело. Не наказывать же человека за слово, случайно слетевшее с языка!

– Ах, Кит, тебя давно не было при дворе, ты уже забыла, каково здесь жить?

– Змеиное гнездо, – прошептала Катерина себе под нос.

– Говорят, король послал Хьюика лечить твоего мужа.

– Да. Не знаю почему.

– Судя по всему, он простил Латимера.

– Да, наверное.

Катерина никогда до конца не понимала роли Латимера в восстании, которое называлось «Благодатным паломничеством». Тогда, как говорили, поднялся весь Север. Сорок тысяч католиков воспротивились реформам Томаса Кромвеля. Несколько вооруженных до зубов предводителей мятежников приехали в Снейп. В большом зале велись нескончаемые споры. Все много кричали, но Катерина даже в общих чертах не понимала, из-за чего стоит такой шум… А потом Латимер стал готовиться к отъезду – против воли, как он признался жене. Мятежникам требовались предводители, такие, как он. Катерина так и не поняла, как им удалось убедить мужа, ведь Латимер был не из тех, кого можно угрозами склонить на свою сторону. Он считал дело мятежников правым. В конце концов, по приказу короля разрушали монастыри, вешали на деревьях монахов. Уничтожили весь прежний жизненный уклад, королева стала изгнанницей, а девица Болейн играла великим королем, как хотела. Так говорил ее муж. Но чтобы восставать против короля… нет, это было не в обычае того Латимера, которого она знала.

– Ты никогда ни о чем не рассказывала, – продолжила Анна. – Я имею в виду восстание. И о том, что произошло в Снейпе.

– Об этом я предпочла бы забыть, – ответила Катерина, давая понять, что не желает больше говорить на неприятную для нее тему.

Тогда при дворе ходило много слухов. Все знали: когда армия короля вынудила мятежников отступить, Латимер поехал в Вестминстер, чтобы молить короля о прощении, а мятежники решили, что он переметнулся к врагам, и послали в Снейп Мергитройда и его приспешников. Мергитройд ограбил замок, а Катерину и Мег взял в заложницы… поводов для сплетен было предостаточно. Но даже сестре Анне ничего не известно о мертвом ребенке, ублюдке Мергитройда. Не знает она и того, что Катерина отдалась зверю, чтобы спасти от него Мег и Дот. Их троих объединила мрачная тайна. Девушек она спасла, но интересно, что думает обо всем Господь – ведь по церковным канонам измена есть измена. Катерина часто гадала, почему всех остальных предводителей восстания повесили, среди них Мергитройда – именем короля казнили двести пятьдесят человек, – а Латимер уцелел. Может быть, он в самом деле выдал своих бывших друзей? Во всяком случае, так считал Мергитройд. Она предпочитает верить, что Латимер, как он ей говорил, никого не предавал… иначе ради чего все мучения? Но правды она уже не узнает.

– Анна, ты что-нибудь слышала о Латимере? Почему его простили? Что говорят при дворе?

– До моих ушей, сестрица, ничего не дошло. – Анна тронула Катерину за рукав, положила руку ей на плечо. – Не думай об этом. Все прошло.

– Да. – Но Катерина не могла не думать о прошлом. Оно, словно червь, вгрызается в настоящее, заражает его… Она посмотрела на Мег; ее падчерица внимательно разглядывала гобелен, стараясь найти на нем отца. Хорошо, что его лицо не заткали сверху!

Катерина снова посмотрела на Анну, милую, верную Анну, у которой в жизни все просто. Есть в ней какая-то свежесть, неиспорченность… Похоже, в ней больше жизненных сил, чем кажется на первый взгляд. Неожиданно Катерину осенило. Она догадывалась, почему сестра так расцвела и похорошела. Наклонившись к сестре, она положила руку ей на живот и спросила:

– Ты ничего от меня не скрываешь?

Интересно, не догадывается ли Анна, что Катерина немного ревнует к ее плодовитости? Ответ написан у нее на лице; на щеках играет румянец. Как бы Катерина хотела оказаться на ее месте!

– Кит, и как это ты все сразу понимаешь?

– Чудесная новость! – Слова застряли у Катерины в горле. Ее вдовство – тяжкое, непреодолимое бремя; теперь о ребенке она может лишь мечтать. В ее возрасте у нее нет ни одного ребенка, носящего ее имя, только мертвый младенец, о котором никому не известно.

Должно быть, прочитав ее мысли, Анна в знак утешения накрыла ее руку своей со словами:

– Сестрица, для тебя еще не все потеряно. Ты непременно снова выйдешь замуж.

– По-моему, двух мужей вполне достаточно, – решительно возразила Катерина, показывая, что не желает больше говорить на эту тему, и прошептала: – Но за тебя я рада. Если у тебя родится дочь, она не будет католичкой, и леди Марию ты в крестные не позовешь.

Сестрица Анна приложила палец к губам: «Ш-ш-ш», и сестры таинственно улыбнулись друг другу. Анна дотронулась до крестика, висящего у Катерины на шее.