Галя Ворожеева - [6]

Укоризненный взгляд Кузьмы Петровича остановил Веникова. Но Гале сейчас было не до вениковских выражений.

Никто ее не ругал, и ей стало полегче.

Голубоглазый дядя Троша с ватной бороденкой подал ей миску супа и ласково потрепал по плечу легонькой, высохшей рукой:

— Ешь, ешь, дочка! Все уладится, все утрясется. На-ко хрустящую горбушку.

За неимением поварихи дядя Троша кашеварил на полевом стане.

— Соли-то хватат? — беспокоился он.

Галя не замечала, чт оона ест.

Вытаскивать Галин трактор Кузьма Петрович послал Виктора, и хоть Гале это было неприятно — она промолчала.

Спрямляя путь, они пошли не по дороге, а через едва зеленевший колок. Под ногами пружинил толстый слой бурых березовых листьев.

— Заяц! — воскликнула Галя, показывая на голые кусты. И правда — заяц замер столбиком, с любопытством смотрел на людей. Виктор засвистел пронзительно, по-разбойничьи, и заяц пустился наутек.

— Перепугал зачем-то беднягу, — упрекнула Галя. А Виктор вдруг сказал ей совсем дружески:

— Жалко мне твои руки. Испортишь ты их. А я люблю красивые женские руки.

— Мало ли, что ты любишь, — огрызнулась Галя.

— Немало, конечно. Я, например, и ножки люблю.

.— А чего ты сообщаешь мне об этом?

— А многие девчонки интересуются.

— А мне наплевать! — И тут Галя повернулась к нему со злым весельем. — Зачем врешь?

— Это о девчонках?

— Чихали они на тебя.

— Стоит только свистнуть.

— Хвастун!

Злые забрались они в кабину Викторова трактора и все время молчали, пока ехали к Заячьим Пням. Когда показался Галин трактор, она, пересиливая грохот, крикнула:

— Здесь осторожней! Правее бери, правее!

— Не учи! Сам знаю! — и, точно бес подтолкнул его, упрямо забрал влево, и трактор осел в грязь, заелозил на брюхе. Виктор побагровел, бешено заработал рычагами, казалось, что не трактор, а он так рычал и ревел.

— Я же говорила тебе! — закричала в отчаянии Галя. — Так поперся назло сюда! Теперь вот кукуй вместе со мной.

— Пошла ты — знаешь куда?! — заорал Виктор. — Трактористка нашлась, понимаешь. Сидела бы дома да вышивала платочки, как наши бабки.

— Останови машину! — Галя вскочила, сильно ударилась головой о потолок кабины и шлепнулась обратно на сиденье. — Я кому говорю — останови!

Но трактор продолжал могуче ворочаться в месиве. Галя схватилась за рычаги. Виктор оттолкнул ее руки и остановил трактор.

— Крой отсюда, — крикнул он.

Галя выпрыгнула в грязь, поспешила выбраться на сухое место.

Виктор еще раз попробовал вырваться из болотца, но ничего не получилось. Тогда он остановил машину, вывалился из кабины и, не взглянув на Галю, подался в ту сторону, где работал Шурка. А Галей внезапно овладел смех. Она еле выговорила вслед Виктору:

— Гм-гм… Да-да… Хо-хо… Ха-ха…

Тот в ярости оглянулся, но ничего не сказал, а только прибавил шаг, почти побежал…

5

После ночной пахоты Виктор не поехал в село — отдохнуть можно было и на полевом стане. Он сунул в рюкзак еду, книгу, чайник, закурил и, насвистывая, пошел к реке.

Выбрав место на берегу среди ельника, он распалил костер, и сразу же приятно запахло дымом, горелой корой. Виктор повесил чайник над костром, закурил, разулся и, блаженствуя, развалился на песке, поглядывая вокруг. Ах, жаль, что нет с ним удочек! Над рекой коршун, легкий, плоский, точно вырезанный из картона, лег на воздушную струю, и она несла его вверх. Плескалась пустынная река, проносились утки, где-то кричали журавли, булькала рыба, наносило запахом лопнувших почек.

Вот больше Виктору ничего и не нужно. Черт бы побрал некоторых людишек, которые столько напридумывали разной ерунды! Например, Виктор знает одного типа, который работает по расписанию, спит по расписанию, ест по расписанию, выводит себя на прогулки по расписанию и любит, наверное, по расписанию. В общем, живет так, как врачи советуют жить всему человечеству. Он катается на коньках не для радости, а для здоровья, он ест не для удовольствия, а озабоченно вводит в организм калории, не увлекается книгами, а деловито повышает культурный уровень, не узнает новое, а работает над собой, не веселится, а разумно организует отдых, не гуляет, а проделывает полезный моцион. Лес для него — фабрика здоровья, душистые яблоки — продукт питания, свежий воздух — озон. От кого-то он узнал, что музыка благотворно действует на психику и нервную систему, и он, не замечавший прежде музыки, стал каждый день часок просиживать у приемника, прислушиваясь не столько к скрипкам и флейтам, сколько к своему организму в ожидании прихода бодрости.

Он не курит, не пьет: трясется над своим драгоценным здоровьем, сберегая свою особу для человечества. И этот положительный тип — его отец…

Виктор снял закипевший чайник, глянул на реку, и такой она показалась ему вольной, заманчивой, что он вдруг начал торопливо раздеваться. Виктор гикнул и рухнул в воду, заорал от холода и тут же выскочил и бросился к костру. Обогревшись, оделся, полный радостной свежести. Жмурясь от удовольствия, он попивал чаек из горячей кружки…

Три года назад у него умерла мать. Едва прошло несколько месяцев после похорон, как отец снова женился. Нельзя было нанести Виктору большей обиды: он тосковал по матери, она снилась ему, и вдруг вместо нее в доме появилось совсем молодое, довольно смазливое, пухлое, часто краснеющее существо. Что-то было в мачехе беспомощное, растерянное, когда она сталкивалась в доме с Виктором. Они оказались чуть ли не ровесниками. Главным делом ее стала забота о муже. Виктор даже пожалел ее: «Дуреха ты, дуреха! Ну, чего ты искала здесь? И что нашла? Прислугой сделалась».