Галоши - [2]

Через пять минут оба они уже поднимались на этаж, миновав сотрудника учреждения, сидевшего у входа за столиком. Они прошли в комнату № 143.

— Примите задержанного, — обратился Гаврик к сотруднику учреждения, сидящему за столом в этой комнате.

Тот спросил у Ивана Кузьмича: «Фамилия? Имя-отчество? Год рождения? Где проживаете? Ну, адрес!», записал, затем вытащил из ящика две квитанции и, наклонившись твердым профилем к одной из них, расписался, а другую протянул сопровождающему Гаврику. Тот тоже расписался.

— В чем обвиняетесь? — спросил этот, сидящий за столом, у Ивана Кузьмича.

— Не знаю, — ответил Иван Кузьмич, чувствуя, что говорит не то, что надо.

— Ну, все-таки? — продолжал следователь. — Не догадываетесь?

— Я догадываюсь, — смущаясь и нервничая, отвечал Иван Кузьмич.

Уже повернувшийся уходить Гаврик сказал: «Да вот!» — и указал на

сверток.

— Что это? — спросил следователь. Он взял сверток и развернул. Развернув его, он замер и некоторое время молчал. Затем стал что-то старательно вписывать в графы, заполняя четыре специальные формы.

— Вот, возьмите, — обратился он к Ивану Кузьмичу, протягивая два листика. — Пройдите в комнату двести три, там обратитесь к капитану Федченко. Можете идти.

Иван Кузьмич, держа два врученных ему листка спецформы, каким-то строевым шагом вышел в коридор и пошел разыскивать комнату 203. Проходя мимо одного из окон, он остановился и попытался прочесть дрожавшие листки, но ничего не понял, строчки прыгали перед глазами. Ему удалось разобрать только резолюцию в конце: «На основании статьи о нарушениях 375, § 42-6, приговаривается к высшей мере исправления. О исполнении доложить». И подпись: майор Родченко.

Несколько помявшись, Иван Кузьмич медленно двинулся обратно, остановился у комнаты № 143, тронул дверную ручку, постоял в нерешительности; наконец, повернул ручку, толкнул дверь и вошел.

— Товарищ майор, — начал он.

— Я вам не товарищ, — оборвал его Родченко.

— Гражданин начальник, — поправился Иван Кузьмич, — я хотел узнать, почему такая резолюция?

— Вы что, маленький, — спросил Родченко, — не понимаете?

— Не понимаю, — сокрушенно ответил Иван Кузьмич.

— А это что? — указал Родченко на еще не убранный развернутый пакет с галошами.

— Галоши, — сказал Иван Кузьмич.

— Так, галоши. А это что?

И тут Иван Кузьмич заметил, что в газете, как раз под левым задником одной из галош… портрет… портрет… и этот портрет очень даже сильно испачкан уличной грязью.

— Что же теперь делать? — вырвалось у оторопевшего Ивана Кузьмича, и он невольно перевел глаза на большой портрет, помещавшийся над письменным столом Родченко.

— Я же вам сказал, — произнес Родченко, отворачиваясь от него, — пройдите в комнату двести три к капитану…

— Федченко? — переспросил Иван Кузьмич.

— Да, Федченко, — твердо сказал Родченко, — Там вам все укажут, что делать дальше.

— Но почему так? — еще не соглашался Иван Кузьмич.

Родченко нетерпеливо указал на толстую раскрытую книгу. «Статья 375 о нарушениях», — прочитал Иван Кузьмич. «§ 42-а: завертывание галош в портреты вождя в чистом виде — 25 лет. § 42-6: завертывание галош в портреты вождя в грязном виде — высшая мера исправления».

— Ну? Ясно?

— Теперь ясно, — согласился Иван Кузьмич, — Разрешите быть свободным?

— То есть как свободным?.. А-а! Ну, да.

Иван Кузьмич вышел и маршевым шагом прошел в комнату 203. Он передал, что надо, капитану Федченко. Тот тщательно просмотрел два листка протокола.

— Гм… — сказал он и как бы про себя. — Сейчас… — И начал медленно и старательно писать.

— Вот, — обратился он, наконец, к Ивану Кузьмичу. — Поскольку у вас высшая мера исправления через отправление, вы тут спуститесь в корпус В, склад номер четыре, к завхозу-ординатору Скрипченко. Он вам выдаст индивидуальный пакет, укажет, как им пользоваться, и составит акт на списание. Пишите расписку.

Иван Кузьмич расписался. Федченко тоже расписался. Иван Кузьмич спустился в корпус В.

В коридоре перед дверью склада № 4 стояла пара деревянных скамеек и на них сидели несколько человек в разных позах. Все молчали.

— Кто здесь крайний? — спросил Иван Кузьмич. — Тут все к Скрипченко?

— Да, к нему. Только он велел сказать, чтоб больше очереди не занимали, прием кончился.

— Ну, может, все-таки примет? — с надеждой спросил Иван Кузьмич.

— Кто его знает. Сейчас обеденный перерыв.

— А когда у них кончается прием?

— В три часа.

— В три часа? Так сейчас еще двенадцати нет. Может, подождать?..

— Ну, как хотите, дело хозяйское.

Иван Кузьмич присел и начал ожидать. Один из сидящих внезапно встал, махнул рукой и вышел. Но Иван Кузьмич, как будто оцепенев, ожидал. Иногда от нечего делать он оглядывал соседей. На его счастье, в кармане нашлась пачка «Беломора», и он время от времени уходил в конец коридора и там курил. А потом опять присаживался на скамью.

Вдруг, часа через полтора, он поднялся и прошел прямо в дверь склада № 4. Это произошло так неожиданно даже для него самого, что сидевшие на скамьях не успели его задержать.

Склад был неприветливым, длинным и узким помещением. Окон здесь не было совсем. Вдоль обеих стен тянулись стеллажи. «Для индивидуальных пакетов», — сообразил Иван Кузьмич. Однако стеллажи были пустые. Сам, видимо, Скрипченко говорил по телефону и как раз вешал трубку.