«Насколько это неожиданно, настолько и знакомо одновременно. Я лично в названии повести Анатолия Санжаровского „Жених и невеста“ увидел себя в далеком воронежском детстве. В этом словосочетании есть и озорное и серьезное – это как весна перед летом – да и все, собственно, в этой небольшой повести как весна перед летом, в ощущении близкой осени и зимы. Язык повести почти поговорочный – много за словом, над словом, в его глубине. Как велит язык, как велит чувство, так возникает характер. Два характера, две судьбы, но как они близки друг другу, сердцем близки. Хочется любить, верить, а это уже немало и для жизни и для писателя».
Без этого отзыва не появилась бы в те глухие советские годы – тогда мне было уже сорок семь лет – моя первая и единственная при Советах книжка прозы «От чистого сердца», куда была включена и повесть «Жених и невеста». Но книга всё же вышла в 1985 году в Москве в издательстве «Молодая гвардия». В качестве эпиграфов ко многим главам воронежской трилогии «Мёртвым друзья не нужны», написанной в 60-80-ые годы прошлого века, я брал строки из Кольцова, Прасолова и других воронежских поэтов.
Меня, репрессированного, не спешили издавать. И время от времени я посылал свою новую вещь кому-нибудь из известных писателей. Хотелось услышать от маститых, туда ли я еду.
Сильной поддержкой в те далёкие тяжкие годы были мне добрые отзывы о моих сочинениях Виктора Астафьева, Егора Исаева, Василия Белова, Бориса Можаева, авторитетнейшего видного критика, «неистового Виссариона» наших дней Валентина Курбатова…
Долго и трудно я работал над автобиографическим романом «Стакан распятой земли, или Репрессированный ещё до зачатия» и часто горько разглядывал в стакане чёрную землю, что привёз с отцова подворья.
Распятая земля…
Ретивым колхозостроителям мало было уничтожить Род Великих Тружеников. Наказали и их Землю.
Людей с неё ни за что согнали-сослали в далёкие да глухие края, – загнали за Можай! – но сам участок – бросили.
И лежит Родительская Земля распятым трупом уже более семи десятков лет, и жируют-бесятся на ней лишь сорные травы.
Вот этого-то, наверно, мама и не хотела, чтоб я увидел.
Потому и не пускала в Новую Криушу.
Вечный страх быть снова ни за что наказанной заставлял её таиться, молчать.
Всю жизнь скрывала от своих трёх сыновей, что мы «кулаки». Хотела, чтоб хоть нам жилось спокойней.
И кто осудит её за это?
Воистину, «колесо истории не приспособлено к нашим дорогам».
Анатолий Никифорович Санжаровский
