Галоп моего сердца - [7]

– Я ведь…

– Одевайся! Сейчас я соберусь и поедем в больницу, – вновь не дает договорить мама и начинает кому-то звонить по телефону.

Уже одетый Марк устало присаживается на стул в прихожей. Из соседней комнаты слышны шаги суетливо собирающейся матери и ее нервный голос, сообщающий кому-то на том конце трубки, что на работу она не придет.

Через некоторое время Марк вместе с недовольно поджавшей губы мамой выходят из дома. Ожидание автобуса кажется Марку нестерпимо долгими – голова раскалывается от подскочившей температуры, а распухающая щека ноет, не переставая. Поглядев на сына, женщина недовольно цокает языком и говорит: «Иди сядь, а то не хватало только, чтобы ты в обморок свалился».

На ватных ногах Марк отходит от матери и присаживается на прохладную скамью. И как только мальчику удается устроиться, привалившись затылком к спинке, из-за угла показывается автобус.

«Ну что за день…» – угрюмо думает Марк.

Свободных мест нет. Марк сразу оказывается зажат между какой-то бабулей, держащей в руках кучу авосек, и своей матерью. Вдыхая едкий запах бензина, мальчик начинает смотреть через пыльное стекло на улицу, пытаясь и вправду не отключиться от накатывающих приступов тошноты.

* * *

– Ну что ж, все ясно, – добродушно изрекает улыбчивый мужчина в отглаженном белом халате, проведя осмотр. – У вашего сына эпидемический паротит, а по-простому – свинка.

– Это опасно? – испуганно спрашивает мать Марка.

– Пока ничего страшного, но… – задумчиво тянет доктор. – Я бы настоятельно советовал полежать мальчику в больнице, дабы избежать осложнений. В его возрасте свинка уже не так легко переносится.

Пару секунд женщина обдумывает услышанные слова, а потом, решив, что оставить сына под опекой врачей больше, чем на неделю, очень даже неплохой вариант, соглашается.

– Ну что, дружок, – произносит мужчина в халате, деликатно дождавшись, когда мать попрощается с Марком и даст ему наставления, – пойдем, я провожу тебя в палату.

Мальчик понуро кивает и плетется за доктором, мечтая лишь о том, чтобы поскорее прилечь. Петляя по коридорам больницы, врач доводит Марка до детского инфекционного отделения и останавливается у двери № 59.

– Вот и пришли, – сообщает мужчина. – У тебя пока только один сосед, так что занимай любую из трех свободных кроватей. Твои вещи мама подвезет, наверное, позже.

– Ладно, – вздыхает мальчик.

– Не унывай, мы тебя быстро на ноги поставим! – ободряюще говорит доктор. – Так что устраивайся поудобнее, а мне пора заниматься делами.

Марк кивает и заходит в палату.

– Федька! – удивленно вскрикивает мальчик, едва оказавшись в комнате. На дальней кровати у окна, незаметной из коридора, сидит, пялясь в приставку, его одноклассник – одна щека толстяка выглядит ощутимо более пухлой, чем другая.

– Марк! – с не меньшим удивлением отзывается Федор. – Я-то думал, мне одному не повезло. Прики-инь, меня всю ночь сегодня рвало, и температу-у-ура, наверное, была 40! Может, даже 46! Но я смог выжить и утром меня положили в больницу…

– Понятно, – говорит Марк, усаживаясь на соседнюю койку. – Мне тоже этой ночью плохо стало.

Некоторое время мальчики молчат, а потом Федор, отложив приставку, интересуется: «Ну как, у Вугара появились новые игры?».

– Я к нему больше не хожу, – уклончиво отвечает мальчик.

– Почему? Поругались что ли?

– Он… м-мм… – Марк тянет время, обдумывая, что сказать, а потом все-таки неохотно произносит: – Он ко мне приставал. Пытался полапать.

– Да ла-адно! Серьезно?! – перебивает толстяк.

– Угу, – кивает мальчик и под пристальным взглядом Федьки торопливо добавляет. – Но я, конечно, сбежал! Еще ударить его пару раз успел и стойку в магазине сломал!

– Ну ты кру-у-той! – восторженно произносит Федор. – Я бы так не смог… Да что там – я даже от старшеклассника убежать не смог. Правда я особо и не пытался.

Марк ничего не отвечает на это, и Федька продолжает: «А ты, кстати, зна-а-ешь, я тут по те-е-лику видел, что по статистике большинство женщин, до которых домогались или кото-о-рых изнасиловали, об этом не сообщают в полицию, а просто молчат?» – и, почувствовав умность своего открытия, добавляет: «А изнасилованные мужчины, наверное, вообще никогда-а никому-у ничего-о не говорят».

– Наверное, – отвечает Марк.

В этот момент в палату закатывает тележку с едой упитанная медсестра со строгим пучком на голове.

– Ну что, мальчики, пора есть! – говорит женщина и ставит на тумбочку две тарелки с рисовой кашей и бутербродом.

– Спасибо, – одновременно произносят ребята вслед медсестре, ушедшей кормить других больных.

Федька сразу же с жадностью набрасывается на еду, а когда порция заканчивается, с завистью начинает поглядывать на соседа, который съел только половину. Марк замечает пристальное голодное внимание толстяка и спрашивает: «Будешь мой бутерброд? А то я что-то совсем не хочу есть».

– Давай! – не дослушав и не вдаваясь в детали, Федор выхватывает у него тарелку.

– Руки мои не съешь! – усмехнувшись, говорит Марк и отпивает компот, а толстяк, не переставая жевать, отвечает: «Прости. Я просто так есть хочу. А этим разве наешься? Во-от мама мне дома гораздо бо-о-льше готовит и вкуснее!».