Галлюцинация - [2]

— Знаешь, Олег, — не выдержала Кристина, — я думаю, нам обоим полегчает, если ты перестанешь каждую минуту оговариваться, что речь-де идет о твоем глюке, и расскажешь эту историю, будто она произошла с тобой на самом деле. Тем более что пока я в ней ничего фантастического не вижу.

— Еще увидишь, — мрачно заверил Сухарев, разливая кофе по чашкам. И продолжил рассказ: — В общем, я не помню точных слов, которыми мужик обосновал просьбу, но суть сводилась к тому, что он спьяну натворил бед и теперь должен где-нибудь спрятаться, пока не придет в норму, а то будет хуже. Я замялся, подыскивая наиболее деликатную форму отказа. Сама понимаешь, пускать к себе домой совершенно незнакомого пьянчугу, который в случае чего легко прихлопнет меня одной левой, мне не хотелось. С другой стороны, я опасался его рассердить. Но «медведь» истолковал мою нерешительность по-своему и, пока я мялся, расстегнул шубу, вытащил из «напузника» пачку пятитысячных бумажек, сунул мне под нос и заверил, что за убежище щедро заплатит. — Тут Олег покраснел и отвел глаза. — Понимаешь, я с апреля сижу без работы, перебиваюсь случайными заработками, и денег у меня сейчас негусто… Короче, я согласился.

Кристина с трудом удержалась от язвительного замечания. Олег не мог не знать, что она почтет за счастье оказать ему любую помощь: деньгами, связями, профессиональным советом, как лучше составить резюме и вести себя на собеседовании. Но этот «гордый птиц» и не подумал к ней обратиться, предпочтя ей драчливого пьяного мужика, подобранного на вокзале. Кто он после этого, спрашивается? Но, понимая, что сейчас не самое подходящее время для упреков и обид, она лишь коротко кивнула:

— Ясно. Продолжай.

— Дорога была кошмарной. Час пик, давка, стоять приходится на одной ноге, а мой «медведь» норовит повиснуть на мне и уснуть. Да еще перегаром дышит. Когда мы вышли из метро, я предложил взять такси, но он отказался, пробормотав что-то насчет ссученных таксистов, которые непременно его сдадут. В общем, доехали на трамвае с тем же «комфортом». Дома мужик увидел засов, обрадовался, закрылся на него и потребовал, чтобы я никому не открывал и даже не подходил к двери, пока он не в форме. Тут же позабыв о своих инструкциях, вручил мне десять пятитысячных бумажек и велел к его пробуждению купить полдюжины пива и приготовить горячую жратву. Потом, не дожидаясь, пока я достану свежее белье, завалился на мою постель и вырубился.

Я немного посидел в Интернете, потом довольно долго возился со схемой трансивера и только к полуночи спохватился, вспомнив, что так и не сходил за пивом. «Медведь» начал ворочаться, того и гляди проснется, а у меня в холодильнике шаром покати. В общем, собрался я в ночной супермаркет. Перед уходом сообразил, что в первом часу ночи у них может не найтись сдачи с пяти тысяч, попытался разбудить мужика, чтобы спросить, нет ли у него денег помельче, но он только отмахнулся от меня и перевернулся на другой бок. Я порылся в его «напузнике», но там были одни «пятерки» и банковские карты. Пришлось поскрести по своим сусекам. Наскреблось маловато, рублей восемьсот, но я решил, что на не самое дорогое пиво и закуску должно хватить. Положил пятьдесят тысяч, что дал мне «медведь», в буфет, открыл форточку (в комнате такой дух стоял — закачаешься!), закрыл дверь на все три замка и ушел.

Вернувшись, — обрати внимание! — первым делом закрыл дверь на засов. Я это точно помню, потому что рычаг поддался с большим трудом. Засов-то, если не считать мужика, в последний раз задвигала еще покойная тетя Капа, и за десять лет механизм застопорился. Мужик со своей немереной силушкой этого даже не заметил, а я весь взмок, пока управился. Открывать было не в пример легче. Потом я разулся, положил продукты в холодильник, заглянул в комнату. «Медведь», замерзнув, скукожился и залез под одеяло с головой, но, судя по богатырскому храпу, особых неудобств не испытывал. У меня же самого зуб на зуб не попадал: на улице к ночи здорово похолодало, а идти до супермаркета почти полчаса. Закрыл я форточку и пошел греться под душ.

А когда вышел, обнаружил, что мужика в квартире нет. Мало того, нет никаких признаков, что он тут был. Из шкафа в прихожей исчезли шуба, шапка и унты, со стула у кровати — «напузник», из буфета — пятьдесят тысяч, которые он мне дал. Даже вмятины от головы на подушке не осталось. Даже запаха перегара в комнате! Только разобранная постель на диване, но ведь это моя постель!

Я облазил всю квартиру. Искал в шкафах, под мебелью, даже на антресолях. Никого. Засов закрыт, окна заклеены. Форточки тоже закрыты, да и потом, в форточку такой бугай мог просунуть разве что голову. Но я все равно не поленился, сбегал на улицу проверить следы. Под окнами — нетронутые сугробы и припорошенные снегом кусты. В общем, вывод очевиден. Как ты думаешь, Кристина, это лечится?

— Больно ты скор, как я погляжу. Мы еще диагноз не поставили, а ты уже о лечении спрашиваешь.

Она отодвинула пустую чашку, встала и медленно обошла квартиру, которая когда-то побыла ее домом. За эти годы здесь мало что изменилось. Олег так и не избавился от мебели, доставшейся ему от покойной бабушки-тети. В прихожей стоял тот же шкаф для верхней одежды и обуви, в комнате — уродливый шифоньер и древний буфет, повторяющий очертаниями Нотр-Дам де Пари, секретер и книжный шкаф семидесятых годов двадцатого века. Только обеденный стол сменился письменным да появилось несколько дополнительных навесных полок со всевозможными техническими справочниками и жестянками с радиодеталями, а также стеллаж с инструментами. Разложенный диван был застелен голубым постельным бельем с красно-зеленым геометрическим рисунком, одеяло небрежно брошено поверх простыни, в изголовье — большая подушка с наволочкой из того же комплекта. Кристина осмотрела постель, прошлась по комнате, на ходу открывая и закрывая шкафы, подошла к окну, отодвинула занавеску.