Галлюцинации, или быль о необыкновенных приключениях автора в дьявольском раю - [19]

Строки из моего дневника говорят сами за себя. Я как бы между прочим написал о "доступе в мир эльфов-алхимиков". Я назвал гриб дверью в иные измерения и связал его с преображением жизни на планете. В этом обнаруживается более юная, более наивная, более поэтическая душа — душа более интуитивная, запросто объявляющая дикую несусветицу Гностической Истиной, почерпнутой из галлюциногенных переживаний.

И тем не менее за двадцать лет эти мои идеи мало изменились. Тогда же я жаждал подтверждения и получил его. Я изменился — и скорее всего жаждал измениться. Для меня это было правдой тогда и остается правдой до сих пор: с появления гриба все превратилось в постоянное преображение. Теперь, по прошествии времени, после двух десятилетий размышлений на эту тему, я по-прежнему могу увидеть в тех самых ранних переживаниях многие мотивы, которые устояли перед натиском лет и так и остались тайной. В тот вечер мы с Деннисом в какой-то момент оба сумели увидеть и описать одинаковые внутренние видения. В последующие годы при использовании псилоцибина это повторялось неоднократно. И чувство изумления остается таким же свежим.

Те ранние эксперименты с грибами в Ла Чоррере окутывал ореол одушевленности и загадочности: не раз возникала мысль, что гриб — нечто большее, чем растительный галлюциноген или даже классический спутник шамана. Меня осенила догадка: а что, если на самом деле гриб этот — разумное существо, причем не земное, а посланец иной цивилизации? Во время транса оно способно обнаруживать себя, проявляясь в обращенном внутрь сознании того, кто его воспринимает.

В дни, последовавшие за нашими первыми опытами с грибами, моя жизнь и жизнь моего брата претерпели колоссальное и странное преображение. До тех пор, пока Жак Валле не опубликовал в 1975 году свой "Невидимый колледж", где отметил, что элемент абсурдности всегда является частью ситуации, в которой происходит контакт с неведомым, мне не хватало смелости вернуться к тому, что случилось с нами в Ла Чоррере, и попытаться подвести его под какую-то известную модель. Я годами рассказывал отрывки из нашей истории, никогда не раскрывая перед слушателями всю невероятную цепь событий, поскольку прекрасно сознавал, что могут предположить о нашем психическом состоянии в то время.

Любой рассказ о контакте с неведомым сам по себе достаточно невероятен, к тому же главным действующим лицом нашей истории являются галлюциногенные грибы, с которыми мы экспериментировали. Одно то, что мы занимались такими растениями, поставило бы под сомнение любые упоминания о контакте с иными мирами у всех, кто не относится с пониманием к употреблению галлюциногенов. Каждый объявил бы наш "случай с НЛО" наркотическим бредом. Но это не единственная сложность, когда начинаешь рассказывать нашу историю. События в Ла Чоррере вызвали острые противоречия среди их участников и последовавшие за ними горькие переживания. Было высказано несколько мнений о том, что произошло, каждое из которых базировалось на фактах, которые оппоненты не знали или объявляли несостоятельными.

То, что некоторые из нас восприняли как прорыв в запредельное, другие объявляли игрой буйной фантазии.

Мы были плохо подготовлены к событиям, которые на нас обрушились. Ведь начали мы как наивные наблюдатели чего-то, а чего — мы толком и сами не знали: поскольку же наша связь с этим феноменом продолжалась много дней, мы смогли обнаружить некоторые его аспекты. Я рад, что описанный здесь метод может оказаться эффективным для возбуждения того, что я здесь называю переживанием контакта с иными мирами (но он может быть и опасен, так что, друзья, не пытайтесь следовать нашему примеру).

Первый галлюциногенный "полет" со строфарией в Ла Чоррере произошел двадцать второго февраля 1971 года, немногим больше, чем через двадцать четыре часа после нашего прибытия туда и предшествовавшего этому четырехдневного перехода через джунгли из Сан-Хозе-дель-Энканто, что на Рио-Кара-Паране. Запись в моем дневнике на следующий день недвусмысленно свидетельствует о том, что я был просто заворожен. Это было последнее, что я сумел заставить себя записать. Дальше идут несколько недель молчания. Весь день я купался в блаженстве. Я знал одно: гриб оказался лучшим галлюциногеном из тех, что мне доводилось пробовать: он создавал неведомое дотоле ощущение радости жизни. Казалось, он открывает двери в те края, которые я из-за своей склонности к анализу и реализму считал для себя навеки недоступными.

До этого я никогда не пробовал псилоцибин и был поражен его контрастом с ЛСД, которая по сравнению с ним казалась жестко психоаналитической и личностной. В отличие от ЛСД, грибы так и излучали веселую эльфовскую энергию, тем более заманчивым казалось погружение в их полный видений транс. Я ни сном ни духом не ощущал величия сил, собиравшихся вокруг нашей маленькой экспедиции. На уме у меня было одно: до чего же здорово, что эти грибы оказались здесь! Даже если мы не найдем ни у-ку-хе, ни аяхуаску, грибы всегда у нас под рукой, к тому же они удивительно интересны.

Мы планировали провести здесь месяца три, постепенно изучая растительную и социальную среду витото, которые, как это было заведено, жили в деревне на расстоянии километров четырнадцати по дороге, ведущей от миссии Ла Чоррера на Рио-Игара-Паране. Мы знали: у-ку-хе — это табу, и потому не спешили. Первый день после эксперимента с грибами мы посвятили проверке снаряжения, перенесшего тяготы перехода по тропе, и отдыху в касите, куда нас любезно проводил дежурный капуцин отец Хозе Мария. Днем мы собрали следующую партию грибов и высушили у очага.