Галлант - [7]

Чуть дрожа, Оливия поднимается по лестнице, душную кухню сменяют прохладные коридоры. Впереди – кабинет старшей матушки, и сердце Оливии замирает. Дело дрянь, когда вызывают сюда.

Джессамин стучит, и с той стороны доносится голос:

– Войдите.

Стиснув негромко клацнувшие зубы, Оливия входит.

Комната узкая. Стены уставлены книгами. Было бы здорово, окажись это волшебные сказки или истории о пиратах и ворах. Но нет, на толстых корешках красуются другие названия: «Дамский этикет», «Путешествие Пилигрима»[1]. Целую полку занимают энциклопедии. Насколько Оливия знает, они использовались лишь для выработки хорошей осанки.

– Мисс Прио́р… – произносит костлявая фигура, сидящая за столом темного дерева.

Старшая матушка школы Мериланс древняя. Она всегда такой была. Не считая пары новых бороздок на и без того изрезанном морщинами лице, директриса совсем не изменилась за то время, что здесь живет Оливия.

Ее плечи всегда расправлены, глаза не моргают, тонкий голос хлещет будто прут.

– Садитесь.

Для посетителей в кабинете старшей матушки предназначено два места. Деревянный стул у стены и выцветшее зеленое кресло перед столом. Тот, что у стены, уже занят. Там сидит маленький худосочный гуль, он наклонился вперед и болтает ногами, слишком короткими и не достающими до пола. Оливия бросает взгляд на полупрозрачную девчонку, гадая, кто мог выбрать из всех комнат Мериланса своим пристанищем кабинет директора.

Старшая матушка откашливается. Этот звук – словно костлявая рука, что щиплет Оливию за подбородок. Призрак тает в досках стула, и Оливия заставляет себя шагнуть вперед и опуститься в выцветшее кресло, поднимая в воздух облачко пыли. Она безучастно таращится на старуху, надеясь, что лицо выражает скуку, но увы – директриса Мериланса никогда не обманывалась насчет Оливии, не принимала молчание воспитанницы за глупость или безразличие. Для этого матушка была слишком прямолинейна.

Под испытующим взором голубых глаз Оливия ощущает себя жалким суденышком в бурных волнах.

– Вы живете в школе довольно давно, – объявляет директриса, будто Оливия сама не знает. Будто она потеряла счет годам, как узник в темнице. – Мы заботились о вас с самого детства. Взращивали вас, и вот вы выросли и стали юной женщиной.

«Взращивали». «Выросла». Словно Оливия комнатный цветок. Она рассматривает пыльные шелковые розы на столе старухи; бутоны выцвели от света, что падает из окна. Оливия старается припомнить – всегда ли те были серыми? Но тут старшая матушка совершает нечто чудовищное.

Она раздвигает губы в улыбке.

Когда-то в Мерилансе был кот. Маленький бродячий зверек околачивался у сарая и ловил мышей. Набив брюхо, валялся на жестяной крыше, бил хвостом, кривил морду в самодовольной ухмылке.

У старшей матушки точно такое же выражение лица.

– А теперь ваше пребывание в наших стенах окончено.

Оливия каменеет всем телом. Она знает, что случается с девочками, когда они покидают Мериланс. Их отправляют чахнуть в богадельнях, дарят, как призовых свиноматок, каким-нибудь старикам, хоронят в недрах чужих домов.

– Знаете ли, у девушки в вашем… состоянии не так уж много перспектив.

Оливия обдирает с ее слов шелуху: матушка хочет донести, что у вспыльчивой сироты, которая не способна говорить, перспектив маловато. Ей твердили: если б не характер, из нее бы вышла прекрасная жена. Из нее бы вышла прекрасная служанка, вот только многие считают молчание признаком серьезной болезни. Или же оно их по меньшей мере раздражает. И что остается? Ничего хорошего. Оливия мысленно мечется коридорами школы, планируя бегство. Есть еще время обчистить запасы матушек, есть время улизнуть в город и отыскать иной путь… Но тут старшая матушка стучит костлявым пальцем по столу, привлекая ее внимание.

– К счастью, – заявляет она, – похоже, этот вопрос решили за нас.

С этими словами директриса достает конверт. Еще не взяв его в руки, Оливия видит: он адресован ей. Ее имя выведено на бумаге диковинным почерком: буквы падают косо, словно капли дождя.

«Оливии Прио́р».

Конверт вскрыт, содержимое явно было извлечено, затем возвращено на место. Какое гадкое посягательство на ее права! Но раздражение быстро сменяется любопытством: матушка вручает ей бумаги, и Оливия достает письмо, написанное тем же странным почерком.

«Моя дорогая племянница, – гласит оно. – Признаться, доподлинно мне неведомо, где ты сейчас обитаешь. Я разослал такие письма во все уголки страны. Возможно, именно это отыщет тебя. Вот что мне известно: когда ты родилась, твоя мать была нездорова. Она забрала новорожденного младенца и убежала от нас, преследуемая воображаемой опасностью. Боюсь, она уже умерла. Я лишь надеюсь, что ты еще жива. Должно быть, ты думаешь, все тебя бросили, но это не так. Ничего подобного. Ты желанна. Ты нам нужна. Твое место – здесь. Возвращайся домой, дорогая племянница. С нетерпением ждем встречи.

Твой дядя, Артур Прио́р».

Оливия читает письмо еще и еще, мысли несутся вскачь.

Племянница. Дядя. Дом. Сама не сознавая, она держит бумаги так крепко, что они сминаются.

– Судьба улыбнулась вам, мисс Прио́р, – провозглашает матушка, но Оливия не в силах отвести взгляд от письма. Она переворачивает конверт: с обратной стороны есть адрес. Буквы и слова сливаются в какую-то тарабарщину, за исключением одного в самом верху.