Галиндес - [15]

Шрифт
Интервал

– А сейчас?

– Нет, сейчас бы я этого не утверждал.

– Изменение своих взглядов – признак мудрости. Не развиваются только твердолобые.

– Именно.

– Когда-то мой приятель, с которым мы вместе учились и который потом в жизни пошел совсем другой дорогой, сказал мне: «Не обольщайся, Роберт, коммунист всегда останется коммунистом, даже если он отречется от своих взглядов, точно так же как отрекшийся священник все равно остается священником». Что вы на это скажете?

– Я никогда не был коммунистом.

– Но вы переписывались и постоянно общались с людьми, выпускавшими «Мансли Ревью», и с теми, кто занимался антиимпериалистическими исследованиями в Нью-Йорке – с Суизи, Николауссом, Самир Амином… Эти имена вам знакомы? В нашей картотеке они значатся как красные и как смертельные враги Соединенных Штатов.

– В студенчестве я переписывался и с Липпманом.

– Липпман. Как нам был бы нужен объективный независимый, либеральный мыслитель, такой, как Липпман. Второго такого не было.

– Да, он внес остроту в американскую мысль.

– Хорошо, допустим, что работа «Антикоммунизм и изотопная мораль» отражала точку зрения, скажем, попутчика, поскольку в коммунистической партии вы действительно никогда не состояли. Критиковать и высмеивать антикоммунизм – значит лить воду на мельницу коммунизма. Но боюсь, что я ничего не понял и в другой вашей книге, «Истоки моральной жизни». Если сжато, Рэдклифф, что вы хотели сказать? Что существуют извечные, постоянные корни «морального»? Или что эти корни являются культурной условностью, отражающей потребности любой гегемонической власти и что они меняются на протяжении Истории многократно? Вот в чем вопрос.

– Это касается не только этики.

– Конечно.

– Вторая книга мне представляется более зрелой. Я не думаю, что в предыдущей работе была какая-то одна сквозная мысль, а может быть, она была слишком банальна. Во второй работе я отстаиваю свободу выбора, несмотря на все сомнения, или, может быть, именно благодаря сомнениям и пессимизму. Невозможно руководствоваться в своем поведении только верой в абсолютную истину, и когда тебе приходится выбирать, ты можешь испачкаться, ошибиться, даже оказаться жестоким, идет ли речь об одном человеке или о сообществе людей.

– Такая мораль может быть у меня, и может быть у вас. Это очень интересно, однако несколько расплывчато. Вы не находите?

– Только при изначальной расплывчатости можно прийти к действительно определенному решению.

– Мне редко приходится так интересно поговорить, однако есть очень хочется, и по-моему, от этого поворота до ресторана – примерно миля. Скоро вы увидите на горизонте море. На меня море всегда производит большое впечатление.

Вскоре под неярким осенним солнцем заискрилось отливающее свинцом море и еле различимые силуэты далекой земли.

– Там, вдали, Лонг-Айленд. На вашем месте я предпочел бы купить дом в Нантакете, на берегу безбрежного океана, где водятся киты. Помните, в «Моби Дике» упоминается Нантакет и Нью-Бедфорд? Все портовые города Новой Англии возникли благодаря торговле китовым жиром. А сегодня нам остается единственное приключение – сентябрьская ловля тунца. Там проходят соревнования, даже вручают кубок. Мне не везет, всегда остаюсь в задних рядах.

Крупный приземистый человек с ловкостью, свидетельствующей о регулярных занятиях гимнастикой, выбирается из машины, но тут же возвращается за кепкой, чтобы прикрыть лысину. Рэдклифф до подбородка застегивает «молнию» своей спортивной куртки, так что видно только его худощавое лицо с острым подбородком; опустив голову, разглядывает дорогу, ведущую к деревянным ступеням ресторана, прилепившегося к нависшему над морем берегу. Ему приходится остановиться, потому что идущий впереди Робардс застыл, любуясь морем, и тихо, словно молитву, начал читать стихи:

Река внутри нас, море вокруг нас,
Море к тому же граница земли, гранита,
В который бьется; заливов, в которых
Разбрасывает намеки на дни творенья —
Медузу, краба, китовый хребет;
Лиманов, где любопытный видит
Нежные водоросли и анемоны морские.
Происходит возврат утра – рваного невода,
Корзины для раков, обломка весла,
Оснастки чужих мертвецов. Море многоголосо,
Богато богами и голосами.[9]

– Есть два вида стихов о море, и вы, Рэдклифф, как университетский преподаватель, наверное, это знаете.

– Я терпеть не могу поэзию.

– Что же вы тогда за профессор?

– А больше всего я не выношу американскую поэзию после Эмерсона. Вы прочитали отрывок из Элиота, а я терпеть не могу Элиота. Я могу не выносить Элиота, это не заставит вас заподозрить меня в принадлежности к коммунистической партии?

– Вкусы других меня не интересуют. Но дайте же я объясню вам, какие существуют два типа поэтического описания моря.

– Давайте.

– Одни поэты описывают море, а другие, не описывая его, умудряются сделать так, что ты ощущаешь море внутри себя, в своей душе. Именно к последним и относится Элиот.

– Я не люблю, когда мне что-нибудь впихивают в душу.

– Почитайте стихотворение, и вы увидите, что ничего, кроме названия, не говорит вам о каком-либо конкретном море. Но те, кто, как я, любят Новую Англию, сразу же понимают, что речь идет только именно об этом море, о скалах на мысе Анны, в Массачусетсе.


Еще от автора Мануэль Васкес Монтальбан
Пианист

Роман известного испанского писателя рассказывает о духовной эволюции людей его поколения. Действие книги развивается в трех временных планах: от современности через сороковые годы – к тридцатым, периоду борьбы за Республику. Точность социально-психологических портретов, динамизм, граничащая с трагизмом напряженность повествования делают эту книгу событием в современной испанской литературе.


Рекомендуем почитать
Первомайские мальчики

В романе описываются события нашего времени, главным героем которого является молодой учёный Науков. Роман не является научной фантастикой в прямом смысле, хотя открытия, сделанного учёным, на самом деле не было. Действия в романе разворачиваются так, как если бы это открытие имело место в реальной жизни. Суть его заключалась в том, что придуманное учёным вещество оказало воздействие на миллионы женщин и мужчин, заставившее их первомайской ночью полюбить друг друга и предаться любви, в результате которой все женщины, попавшие под влияние этой любви, независимо от возраста и способности к деторождению, забеременели и должны были родить мальчиков-близнецов. Неоднозначное отношение общества к возможности неожиданного демографического взрыва вызвало и разные диаметрально противоположные действия в отношении учёного.


Двадцать четвертая лошадь

Ох уж эти сыщики-непрофессионалы! Попадут в неприятную ситуацию, а за помощью бегут к полиции. Сэр Джулиус врывается ночью к полицейскому инспектору, чтобы решить неожиданную проблему в виде трупа в багажнике автомобиля («Двадцать четвертая лошадь»).


Во имя Ишмаэля

«Ишмаэль». Что это?Имя предводителя таинственной террористической группировки, связанной с высшими политическими и экономическими кругами мира? Или название группировки?А может, «Ишмаэль» — это и вовсе некий мистический культ, практикующий человеческие жертвоприношения?Следователь, который вел дело о загадочном «Ишмаэле» еще в 1962 году, потерял всю свою семью и БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗ.Теперь это дело, получившее новый поворот, поручено опытному инспектору Гвидо Лопесу. Шаг за шагом он приближается к разгадке «Ишмаэля».


«Хризантема» пока не расцвела

Политический детектив молодого литератора Леонида Млечина посвящен актуальной теме усиления милитаристских тенденций в сегодняшней Японии.Основа сюжета — неудавшаяся попытка военного переворота в стране, продажность и коррупция представителей правящей верхушки.Многие события, о которых идет речь в книге, действительно имели место в жизни Японии последних лет.


Сокровища Рейха

Все началось с телеграммы, полученной Джоном Купером, затворником и интеллектуалом. «Срочно будь в фамильной вотчине. Бросай все. Семейному древу нужен уход. Выше голову, братишка».Но, прибыв на место встречи, герой видит тело мертвого брата, а вскоре убийцы начинают охоту и на него.Лишь разгадав семейную тайну, Джон Купер может избежать гибели.


Наследие Скарлатти

«Наследство Скарлатти» – первый роман Роберта Ладлэма. Он сразу же принес своему автору мировую известность и славу сочинителя триллеров с самым «закрученным» сюжетом.Октябрь 1944 года. Генрих Крюгер, высокопоставленный представитель германского военного командования, предает своего фюрера и стремится войти в контакт с союзниками. Отличный шанс прекратить самую кровопролитную войну в истории человечества? Но не все так просто. Есть информация, что Крюгер на самом деле – гражданин США, тесно связанный с верхушкой американского бизнеса…