Галина Уланова - [50]

Для доказательства непреложности своей системы и придания ей канонического статуса Агриппина Яковлевна в содружестве с В. И. Пономаревым рискнула воскресить еще один «шедевр» императорского балета — «Талисман», танцуя в котором, когда-то и сама срывала аплодисменты. Она буквально клала голову в пасть критики, уверенной в «безмерном отставании русского балета от достижений театра революционных лет». Ей не терпелось доказать всемогущество танцевального императива, ибо только непогрешимая классическая техника могла позволить советскому балетному театру замахнуться на «новаторские» спектакли.

Двадцатые годы кишели соблазнительными «креативностями». Сама превосходная техническая оснащенность учениц Вагановой подталкивала молодых балетных «карбонариев» к экспериментам. Им казалось, что бешеные вращения, высоко поднятая нога, смелые прыжки уже тянут на стиль «злободневной акробатики» и «прогрессивной пластики». Однако любое отклонение от идеальной формы классического танца приводило к его упадку. Поэтому Ваганова блюла как зеницу ока образцовые нормы балетной науки, полагая, что только на материале старых балетов ее ученицы смогут осмыслить свои роли, развить их образные темы, насытить технику содержанием. «Талисман» был буквально напичкан вариациями, дававшими возможность раскрыться дарованию каждой воспитанницы.

В главной роли Ваганова выпустила Ольгу Иордан. Они с Алексеем Ермолаевым танцевали в спектакле с маловразумительным и, казалось, совсем не подходящим для пролетарских предпочтений содержанием, где «организованная галиматья» служила лишь поводом для прелестных номеров.

Впервые представленный на сцене Мариинского театра почти 40 лет назад балет вдруг оказался востребованным «новым» обществом, а его образы, блистательно воплощенные выпускниками и воспитанниками училища, близкими современникам. «Старинное искусство» постепенно входило в моду. Для людей, еще не оправившихся от разрухи, войны и революции, театр казался раем. Яркая эпоха нэпа клонилась к закату, а с ней сходило на нет увлечение кабаре и ресторанными шоу, где нувориши упивались шампанским, закусывали ананасами и рябчиками под музыкальный «десерт», составленный из «Бубликов» и «Мурки».

С середины 1920-х годов советская культура всё явственнее начала оперяться. 1926-й дал пьесы Михаила Булгакова «Бег» и Константина Тренёва «Любовь Яровая», роман Александра Фадеева «Разгром», сборник рассказов Исаака Бабеля «Конармия».

Этот год оказался поразительно продуктивным. Он прямо-таки вскипал программными заявлениями, новаторскими изданиями, новыми журналами. Значительные публикации, экспедиции, научные заседания, театральные постановки, концерты сыпались как из рога изобилия. Началась недолгая эпоха либеральной деятельности коммунистического режима, отраженная в резолюции ЦК ВКП(б) от 1 июля 1925 года «О политике партии в области художественной литературы». Подоспел период государственной толерантности к многочисленным художественным организациям, течениям, направлениям. Эстетическим группировкам разрешалось вступать в свободную дискуссию, «попутчикам» выражалось почтение.

«Чем больше я интересовался этим годом, тем больше удивительных на первый взгляд совпадений обращало на себя внимание, — отмечает профессор И. И. Земцовский. — Что-то существенное подытоживалось, еще более существенное выдвигалось на повестку дня. Многое задумывалось, конкретно начиналось или планировалось надолго вперед именно в 1926 г. Создавалось определенное впечатление, что то был один из последних годов относительно свободной русской мысли… То был год еще не утраченных иллюзий и, как мы теперь знаем, во многом не сбывшихся надежд».

Да, 1926-й еще придерживался свободного искусства, где, пусть не всегда мирно, сосуществовали ретрограды и новаторы: Луначарский защищал композиторов-традиционалистов Мясковского, Крейна и Шебалина от Российской ассоциации пролетарских музыкантов; теоретик Арсений Авраамов заявлял о начале новой эры в музыке; девятнадцатилетний Дмитрий Шостакович представил в ленинградском Большом зале филармонии свою Первую симфонию.

Ну а балет?

Ваганова, возродив с Пономаревым «Талисман», рискнула и выиграла: доказала жизнеспособность образов, воплощенных в бережно переосмысленной академической технике. Методика же Вагановой обрела статус системы.

Луначарский восторженно приветствовал участников спектакля: «В тот же вечер мне пришлось видеть несколько молодых артисток последних выпусков, они доказали, что за тяжелые годы революции мы давали и впредь будем давать всё новые и новые таланты, которым предстоит не только удержать на прежней высоте наше театральное искусство, но продвинуть его вперед, обеспечивая за ним уже завоеванное в настоящее время первое в мире место нашим театрам».

Галю, кроме Марии Федоровны и наркома просвещения, заметили театральные критики, и с тех пор она стала собирать статьи о своих выступлениях в альбоме, сопровождая каждую кратким комментарием. От авторитетного Юрия Бродерсена шестнадцатилетняя ученица заслужила отдельную похвалу: «Уланова — танцовщица с большим благородством, классически сильная и выразительная: танец ее прекрасен по рисунку и четкому исполнению».