Галили - [42]

Что до Китти, у нее были свои интересы: воспитание троих детей и весьма насыщенная светская жизнь. Она никогда не хотела привязать мужа к своей юбке. От Кадма она требовала только, чтобы он не ставил ее в неловкое положение, а в остальном предоставляла ему полную свободу.

Лишь однажды любовная история — точнее, любовная неудача — нарушила это странное равновесие. В 1926 году Кадм отправился на Запад по приглашению Лайонела Блумбери, возглавлявшего одну из небольших независимых студий Голливуда. По части кино Кадм считал себя знатоком, а Лайонел предлагал ему вложить деньги в кинобизнес. Что Кадм и сделал, вложив часть капитала Гири в «Метро-Голдвин-Майер», после чего, в период расцвета этой студии, получил немалые прибыли. Он также приобрел огромные участки земли, которые впоследствии превратились в Беверли-Хиллз и Калвер-Сити. Однако то дело, которое влекло его в Голливуд сильнее всего, ему не удалось провернуть. Я имею в виду молодую актрису Луизу Брукс. Впервые они встретились на премьере «Убогой жизни», картины студии «Парамаунт», где Луиза снималась вместе с Уоллисом Бири. Восхищенному взору Кадма она показалась каким-то сверхъестественным созданием, он даже признался одному своему приятелю, что в первый раз тогда поверил в идею Эдема, что мужчина может быть изгнан из совершенного сада из-за женщины.

Луиза, встреча с которой настроила нашего героя на столь метафизический лад, без сомнения, была очень красивой женщиной: ее темные, по-мальчишески коротко подстриженные блестящие волосы оттеняли матово-бледное лицо с изящными точеными чертами. Но кроме красоты она обладала немалыми амбициями и острым умом; роль произведения искусства, услаждающего взор Кадма или кого-либо другого, ее мало привлекала. На следующий год она отправилась в Германию, где намеревалась сняться в двух картинах; предполагалось, что одна из них, «Ящик Пандоры», навеки впишет ее имя в историю кинематографа. К тому времени Кадм настолько потерял голову, что вслед за Луизой отбыл в Европу, надеясь, что там предмет его вожделения окажется уступчивее. Луиза, казалось, была даже рада встрече со своим давним поклонником. Они вместе обедали и, когда позволяло расписание съемок, отправлялись в короткие путешествия. Но вскоре выяснилось, что Луиза просто забавлялась с Кадмом. В один прекрасный день она заявила своему директору мистеру Пабсту, что присутствие мистера Гири для нее крайне нежелательно, так как он мешает ей сосредоточиться на работе. За этим последовал скандал, когда Кадм — который к тому времени уже начал безуспешные переговоры о приобретении студии, снимающей «Ящик Пандоры», — попытался силой прорваться на съемочную площадку, чтобы выяснить отношения с Луизой. Она наотрез отказалась с ним разговаривать, и его с позором вышвырнули прочь. Через три дня он сел на пароход и отплыл в Америку.

С «блажью», как он впоследствии называл этот эпизод, было покончено навсегда. Выздоровевший Кадм с почти пугающим аппетитом принялся за дела. Год спустя после его бесславного возвращения из Европы, в октябре 1929 года, грянул биржевой кризис, ознаменовавший собой начало Великой депрессии. В период всеобщего бедствия Кадм проявил ловкость и изворотливость, достойную ловцов мустангов, героев его любимых вестернов, — ему удалось не только сохранить, но и приумножить свое состояние. Пока другие финансовые столпы по уши залезали в долги или же сводили счеты с жизнью при помощи пистолета, пока страна страдала от экономического кризиса, равного которому она не знала со времен Гражданской войны, Кадм процветал, превращая всеобщее поражение в свою победу. За символическую цену он скупал остатки разорившихся предприятий, хотя порой все же проявлял великодушие и бросал спасательный круг утопающим, не сомневаясь, что после они отплатят ему сторицей.

Кадм вел дела не только с честными людьми, которые и в трудные времена не забывали о морали, он также не чурался и тех, у кого руки были по локоть в крови. Сухой закон доживал свои последние дни, невероятные прибыли по-прежнему ожидали всякого, кто ухитрялся снабжать спиртным изнемогающую от жажды Америку. А там, где были прибыли, там был и Кадм Гири. На протяжении четырехлетнего периода между своим возращением из Германии и отменой пресловутой Восемнадцатой поправки он успешно вкладывал деньги в алкоголь и «развлекательный» бизнес и извлекал доходы, о которых не удавалось проведать ни одному налоговому инспектору, отмывая их при помощи своих законных предприятий.

Но он был очень осторожен в выборе деловых партнеров и избегал общения с теми, кто упивался своей дурной славой. Он никогда не имел дел с Капоне, предпочитая более «скромных» компаньонов, как Тайлер Берджесс или Кларенс Филби, чьи имена не попадали в газетные заголовки. Но вообще-то он боялся конфликтов с законом и, несмотря на огромные доходы от махинаций со спиртным, весной 1933 года, как раз перед тем, как Конгресс аннулировал поправку, он порвал все контакты с «людьми со Среднего Запада».

Однако тут необходимо отметить, что именно Китти заставила его принять это решение. Обычно она не вмешивалась в дела мужа, но, как она сказала ему, речь шла уже не о деньгах, а о репутации семьи, которая будет погублена, если будет доказана связь Кадма с этим отребьем. При всей своей независимости Кадм счел за благо подчиниться давлению жены, тем более что необходимость общаться с преступниками действовала ему на нервы. Все они были неотесанными мужланами, и, как сказал Кадм, их ближайшие предки наверняка прозябали в каком-нибудь забытом уголке Европы и питались вшами со своих ослов. Это выражение так понравилось Китти, что она пользовалась им всякий раз, когда хотела сказать убийственную колкость.