Галичина и Молдавия, путевые письма - [63]

В числе этой молодежи был хорошо известный теперь русскому обществу Яков Федорович Головацкий. Тогда еще молодой студент, он пешком исходил всю Галичину, забирался в неведомые ущелья Карпат, спускался в долины Тисы, в Угорскую Русь и изучал забытый Русью русский народ в таких его захолустьях, которые даже в географических картах не показываются и в географических словарях не упоминаются. Плодом этих трудов был “Сборник галицко- и угорско-русских песен ”, печатаемый им теперь в “Чтениях общества истории и древностей”. Но тогда в 1836-1837 годах, когда Яков Федорович был еще студентом, ему и его товарищам, таким же собирателям, как он, хотелось издать что-нибудь из этой коллекции. Потребность в этом они чувствовали самую настоятельную. Все славянские племена в Австрии заявляли о своем существовании хоть какими-нибудь альбомами, альманахами, сборниками чем-нибудь печатным: тогда каждая книга казалась огромным приобретением для народной литературы, была заявлением народности, протестом против навязываемого иностранного языка; каждая брошюрка, какого бы она ни была содержания, была ли это политическая статья или какая-нибудь сказка, какой-нибудь дифирамб, написанный студентом профессору, канцелярским чиновником своему начальнику, принималась с восторгом и возбуждала народное чувство, народную гордость, народное самосознание. Каждая новая книга приветствовалась, как признак возрождения, и считалась приобретением для литературы... Все славянские народы уж имели такую литературу; у иных было даже по шести (!) книг написано и напечатано на родном языке, а у галицких русских не было ровно ничего. Нужно было заявить, что вот и мы существуем, и мы сами себя сознаем, и мы дорожим нашею народностью – и студенты составили “Русалку Днестровую”.

“Русалка Днестровая” – книжечка весьма небольшая, в малую осьмушку, в палец толщины, напечатанная весьма разгонисто. В ней помещены исторические воспоминания о Галичине, кое-какие народные песни из времен Хмельницкого, перепечатана в ней была одна древняя грамота; были в ней переводы из Царедворской Рукописи; были переведены в ней сербские песни – содержание было самое невинное, и книжечка прошла бы у нас совершенно незаметно, по бедности своего содержания – но львовская цензура ее не пропустила, даже отказав в дозволении исправить ее – до того содержание “Русалки Днестровой” показалось ей ужасным и возмутительным. Дело в том, что в книжечке этой толковалось все о русском народе, о его прошедшей славе, о его величии, с сочувствием вспоминалось о временах Хмельницкого, русский народ представлялся народом, отдельным от поляков – самостоятельным. О поляках в книжечке не было сказано ничего худого, но она будто игнорировала самое их существование, она как-то не подтверждала мысли, что Русь входит необходимым образом в состав Польши, что южнорусс – видоизменение поляка; она недостаточно благоговела перед поляками; признавала за русскими право на отдельное политическое существование. Это было сказано не прямо, но между строк так читалось. Ко всему этому, дерзкие студенты собирались напечатать книгу гражданским шрифтом, тогда как у них есть свой национальный русский шрифт, в отличие от московского – церковный, на котором печатаются богослужебные книги. Введение гражданского шрифта у галицких русских уже само по себе составляет государственную измену, потому что этим они сближаются с москалями, изменяют святой униатской вере, искажают свой язык, уважают Петра и Екатерину. Само собою разумеется, что церковный шрифт не удобен, потому что церковный шрифт – как гражданский – признак отсталости и дикости. Латинская азбука произошла от греческой; но кто же употребляет греческую? Все просвещенные народы Запада, этого очага мировой цивилизации, пишут латинскими буквами. Если народы, пишущие латинскими буквами, обогнали народы, пишущие греко-славянскими буквами, стало быть, от введения латинской азбуки, цивилизация рода человеческого сделает огромный прогресс. Если б молодые люди, издающие “Русалку Днестровую”, были искренне друзья своего собственного народа, они, разумеется, стали бы вводить в его язык не гражданскую азбуку, а латинскую, и именно с польским правописанием, потому что тогда для невежественного русского народа сделались бы доступнее язык и литература высоко образованного народа польского, а с тем вместе он приблизился бы и к общей европейской цивилизации. К чему? какая цель? какой расчет задерживать этот южнорусский народ при его средневековом обряде богослужения, при его плохо выработанном языке и при его ретроградной азбуке. Вперед во имя прогресса и науки!! Да сольется он воедино с высоко развитым и великую будущность имеющим народом польским!..

Студенты нас повеселили. К москалям они никакой особенной симпатии не имели, потому что все слышанное ими о москалях от тех же поляков и немцев вовсе не располагало их в нашу пользу, и у них не было ни малейшего желания смоскалить. Они были украинофилы и униаты в полном значении слова, и если о чем мечтали, то именно о восстановлении независимой малороссийской народности со столицей в Киеве или во Львове. Единоплеменности своей с нами они не признавали; они даже готовы были на искреннейший союз с Польшей, с тем только, чтоб эта Польша соединилась с ними, как равный с равными, а не как пан с холопом, с тем, чтоб Польша признала права их языка, их обряда, и чтоб латинское духовенство не вторгалось в дела русской (униатской) церкви. Но поляки имели ловкость обидеть молодую Галичину на первых же шагах, и с этого времени начинается разрыв между польским и русским элементом в Галичине, дошедший в наше время до ожесточенной ненависти.