Галерея женщин - [199]
– И славно, душечки, – умильно заворковала бы миссис Малланфи. – Добрые гости всегда впору. Поужинайте с нами чем бог послал, нет-нет, никаких отговорок! Правда, угощенье-то у нас не ахти, Малланфи какую неделю сидит без работы, но ничего, что-нибудь придумаем. Лавка в двух шагах, мигом сбегаю… Или пусть вон Корнелия сбегает, принесет все, что нужно. Не успеете оглянуться, как накроем на стол!
И Корнелия, всего пять минут назад заявлявшая, что родители используют ее как рабыню и берут у нее «взаймы», а сами никогда гроша ломаного не дадут за всю ее работу, с энтузиазмом начнет перечислять аппетитные кушанья, которые она могла бы приготовить на скорую руку. И сестрицы Макгрэг соглашаются отужинать при условии, что сами заплатят за снедь, – в этом и состоит тонкий расчет миссис Малланфи, им ли не знать, – и многозначительно переглядываются, дескать, вот ведь старая лиса!
Подозреваю, что предвкушение пирушки и общее оживление мало сказывались на повадках неисправимой миссис Малланфи – такой уж характер! Ободренная маячившим впереди угощением (сестры Макгрэг или Корнелия уже отправились в лавку), она, должно быть, первым делом шла отвести душу – либо к окну, либо в коридор к вентиляционной шахте. Я будто наяву слышу ее крики:
– Как папашины мозоли, миссис Ханфи, не получше? Прямо наказание! – Потом, принюхиваясь: – А что это вы там стряпаете? Ну да, вижу: чад идет! Ягнятину? Баклажаны? А, бифштексы… – Потом, еще больше высунувшись из окна и еще громче: – Лично мне бифштексов даром не надо! Что-что? Поджарка из солонины? – Повернувшись лицом к тем, кто в комнате, она могла бы резюмировать, отчасти с упреком, отчасти просто для сведения: – Вишь, недовольна, что чад идет и все соседи, значит, в курсе. Захлопнула окно.
Допустим, приготовления к ужину идут своим чередом. Племянницы раскошелились на пирушку. Корнелия, получив деньги в руки, принесла продукты. Папаша Малланфи, вечно непроспавшийся, вечно под мухой, с каким-то смурным выражением на лице, как будто ему все обрыдло, скорее всего, бесцельно слоняется из угла в угол. Шляпа, по обыкновению, сдвинута на затылок – но всегда присутствует, – а пиджак зимой и летом спущен с плеч и болтается невесть зачем, собираясь сзади в гармошку. Хоть трезвый и при работе, хоть пьяный и праздный, Малланфи за все время, что я наблюдал за ним, ни разу не набрался смелости приструнить жену, однако не очень-то ее и боится. Словом, он представляет собой двойственный тип мужчины, который так и не стал подкаблучником, но прямо заявить об этом не решается.
И вот я вижу, как ни с того ни с сего – предварительно вызвавшись приготовить ужин и отослав всех подальше, чтобы не мешались под ногами, – миссис Малланфи вдруг вскидывается от вопиющей несправедливости: кто бы ни заплатил за снедь, почему это она должна одна готовить на всех, тогда как молодые девицы Макгрэг и все остальные сидят сложа руки? И пошло-поехало!
– Малланфи! Малланфи, кому говорят! Долго ты будешь стоять столбом? Не видишь, бифштекс подгорает? Я не могу делать десять дел разом, у меня всего две руки. Хоть бы кофе догадался сварить!
Несмотря на грозный окрик жены, которой Малланфи, зная ее буйный нрав, никогда не перечил, ему не нужно объяснять, что метит она не в него. Он без звука оборачивается, но продолжает стоять, где стоял, – у фасадного окна. Зато Кэти, Молли и даже Корнелия, которым в действительности адресован упрек хозяйки, срываются с места и спешат на подмогу, хотя внутри у них все кипит и клокочет.
– Сию минуту, тетя Бриджет! – обиженно восклицает Кэти. – Надо было сразу сказать, что вам нужна помощь, чем теперь своими намеками попрекать нас, будто мы нарочно отлыниваем.
В ответ миссис Малланфи, воздев руки и тряся головой, должна разразиться горестными стенаниями:
– Бедная я, несчастная! Чем заслужила я твои наветы, Кэти Макгрэг? Когда это я говорила намеками? Можно подумать, я не умею сказать прямо! Никто тебя не попрекает, при чем тут ты? Малланфи – вот кто должен помогать мне! Но нет, куда там, он и пальцем не пошевелит. Сама вертись как хочешь, а приготовь ужин на шестерых! Если я осерчала, то уж не на вас с сестрой и не на Корнелию, а на него. Знает ведь, что должен помогать, но разве его допросишься?
Даже после этого Малланфи стоит, словно воды в рот набрал. Кэти, Молли и Корнелия только переглядываются. На время воцаряется мир, и они дружно перемывают кости соседям, пока их громкая трескотня, разносясь по коридорам и вылетая в окна, не перерастает в новую перепалку то с одной соседкой, то с другой. Помимо миссис Малланфи в дебатах участвуют ее племянницы и даже сам Малланфи – когда поврозь, когда все разом. Вот уж действительно, «рвут жилы», себя не жалея.
Но вернемся к племянницам миссис Малланфи. В ее общении с ними была одна особенность, о которой я пока ничего не сказал, но которая, признаюсь, ставила меня в тупик. Я имею в виду снисходительное, безусловно далекое от религии и всякой морали отношение к их, мягко говоря, специфическим взглядам на чужое имущество. И это при ее постоянной критике окружающих с религиозно-традиционалистских позиций! Дело в том, что ее племянницы и даже дочь, как выяснилось впоследствии, не считали зазорным воровать у своих нанимателей (каковых за прошедшие несколько лет было немало) – еду, одежду и так далее – и приносить добычу миссис Малланфи, той самой, которая все свои силы, как мы помним, черпала в церкви! Правда, принимая эти трофеи, Бриджет неизменно приговаривала в свое оправдание что-то малоубедительное, дескать, если бы не крайняя нужда… Во всяком случае, она испытывала некоторые угрызения, смутно догадываясь, что бедность не отменяет нравственного закона. Вы спросите, откуда мне это известно. Ну, во-первых, этажом выше Малланфи жила одна особа, с которой и я, и они поддерживали добрые отношения. От этой женщины я узнал много любопытных подробностей, связанных с темными делишками сестриц. А во-вторых, я и сам кое-что подмечал и мотал на ус, к тому же до меня часто доносились обрывки какого-нибудь разговора, а то и весь разговор целиком, так что с мнениями обитателей дома я был знаком.
«Финансист» — первая книга «Трилогии желания» выдающегося американского писателя Т. Драйзера (1871–1945). Роман начинается с юношеских лет американского капиталиста Фрэнка Каупервуда и заканчивается в тот период жизни главного героя, когда он, чувствуя силу накопленных им капитала и профессионального опыта, провозглашает свой жизненный лозунг, давший название всей трилогии «Мои желания прежде всего».
«Дженни Герхардт» — одна из прекраснейших историй о любви. Критики называли ее «лучшим американским романом, который когда-либо читали». Печальная любовь романтичной Дженни и богача Лестера Кейна потрясла современников и будет трогать сердца читателей во все времена.
«Стоик» — третья книга «Трилогии желания» выдающегося американского писателя Т. Драйзера (1871–1945). Центральным персонажем романа является Фрэнк Каупервуд — человек, у которого три страсти: деньги, женщины и предметы искусства.
Издание первого романа Теодора Драйзера (1871—1945) было сопряжено с такими сложностями, что это привело его создателя к тяжелой депрессии. Но дальнейшая судьба романа «Сестра Керри» оказалась счастливой: он был переведен на многие иностранные языки, переиздан миллионными тиражами. Новые и новые поколения читателей с удовольствием погружаются в перипетии судьбы Каролины Мибер.
«Титан» — вторая книга «Трилогии желания» известного американского писателя Теодора Драйзера (1871–1945). Взлеты и падения в деловой сфере преследуют главного героя романа Фрэнка Каупервуда, а пренебрежение нормами поведения общества становится еще более ярко выраженной его характерной чертой.
В «Американской трагедии», самом известном произведении Теодора Драйзера (1871 — 1945), затронуты острые социальные проблемы американской действительности, показана реальная картина деятельности американского суда, прессы и политических деятелей.
Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).