Галерея византийских императоров - [44]

Эта близорукая политика безнаказанности по отношению к обнаглевшим псевдоболельщикам непременно должна была когда-нибудь привести к опасным последствиям, и первые сигналы появились уже во время правления Юстина. Но пока она приносила Юстиниану определенную выгоду, тем более что поначалу все внимание общественности было сконцентрировано на религиозных проблемах.

25 марта 519 года в Константинополь прибыли легаты папы римского Гормизда. Император и высокие сановники вышли им навстречу аж к десятому мильному камню и проводили в город с торжественной процессией. Через несколько дней патриарх Иоанн, хотя и не слишком охотно, написал папе письмо, в котором ясно заявлял, что Рим всегда был непоколебимым стражем православия.

Тут же из табличек со списками имен, поминаемых во время литургии (так называемых диптихов), были убраны не только имена пяти предшествовавших Иоанну патриархов, но и двух императоров — Зенона и Анастасия. Это означало их символическое отлучение от церкви как еретиков-монофизитов. Лишь тогда папские легаты согласились признать свое единство с константинопольским патриархом и присутствующими епископами.

Так закончилась схизма, названная акакианской, которая продолжалась с 482 года — то есть с момента оглашения Зеноном документа, носившего название «Энотикон». Триумф Рима был полным, но только в официальной сфере, и в нем крылись причины еще более серьезных конфликтов, которым суждено было разгореться в будущем.

Впрочем, уже за пределами столицы ситуация выглядела совсем иначе. В Фессалонике местный епископ возглавил настоящее народное восстание против возвращавшихся в Рим легатов. Во время беспорядков погиб хозяин дома, в котором остановились папские посланники, а один из них был тяжело ранен. Но тут император оказался бессилен: он даже не мог низложить епископа, на стороне которого дружно выступила его паства.

В Сирии смещенные со своих должностей епископы-монофизиты укрылись в пустынных оазисах, куда к ним, как к гонимым властями, потянулись толпы верующих. А уж Египет, где оказался епископ Антиохийский Севир, был столь мощной крепостью монофизитства, что император даже и не пытался вмешиваться в церковные дела этой провинции.

В результате показное расшаркивание перед Римом лишь ухудшило внутреннюю ситуацию в империи, подбросив углей в тлевший и без того религиозный сепаратизм некоторых провинций. С течением времени властям приходилось проводить все более и более суровую религиозную политику. Во многих местностях разрушались монофизитские монастыри, монахов разгоняли, а порой даже и убивали. Не менее сурово поступали и с другими еретиками. Их духовенство заменяли на православное, паству силой обращали в «правильную» веру, а манихеев и вовсе карали смертью.

И конечно же, еще более яростно искоренялись остатки языческих культов, все еще сохранявшихся в некоторых уголках империи. Так, как раз в 520 году в Антиохии запретили проведение игр, звавшихся олимпийскими и все еще регулярно проходивших в этом городе, хотя те настоящие, которые устраивали в греческой Олимпии, не проводились уже более ста двадцати лет — с 393 года, со времен Феодосия Великого.

Какие символические даты! Уничтожение древних игр, посвященных в основном легкой атлетике, стало естественным следствием воцарения христианства с его презрением ко всему, что было связано с телом. Тело считалось грешным по своей сути, и стремление к его совершенству, любование его красотой, не говоря уже о его обнажении, для христиан было возмутительным и недопустимым. Однако при этом они вполне терпимо относились к таким зрелищам, как гонки на колесницах — ведь здесь не надо было демонстрировать тело в его нескромной наготе. Говоря современным языком, профессиональный спорт восторжествовал над спортом массовым, или, во всяком случае, хотя бы теоретически доступным всем и каждому — таким, каким как раз и является легкая атлетика.

Видимой кульминацией торжества восстановления тесных связей с Римом стал визит в столицу на берегах Босфора папы римского Иоанна I. Он прибыл в Константинополь осенью 525 года, а покинул его лишь спустя несколько месяцев — после Пасхи следующего года, которая пришлась в этот раз на 19 апреля.

Впервые в истории первосвященник Старого Рима побывал в Риме Новом! Этот факт был достойно оценен Юстином и его двором, и император открыто продемонстрировал это актом преклонения: приветствуя папу, он упал на колени — так же, как падали придворные перед ним самим.

Во время всех проходивших церемоний внимательно следили за тем, чтобы папа шел впереди константинопольского патриарха, которым был тогда Епифаний. И главное пасхальное богослужение в кафедральном соборе Святой Софии совершил именно Иоанн I — причем на латыни! Во время этих пасхальных торжеств папа возложил корону на голову Юстина. Но это была вовсе не повторная коронация, а, скорее, некий символический жест — такой же, какой обычно совершал патриарх во время различных церковных церемоний.

И несмотря на это, визит папы был лишь мнимым его триумфом, поскольку в Константинополь он приехал не по своей воле — с миссией, которой так и не смог выполнить, и впоследствии жестоко за это поплатился. Отправиться в Константинополь вынудил римского епископа король остготов Теодорих Великий.