Галерея римских императоров. Принципат - [109]

Мы, сенаторы, уже давно разошлись по домам и теперь каждый по отдельности узнавали о том, как разворачиваются события. Больше всех были напуганы те, кто в чем-то помог Пертинаксу или чем-то не угодил Юлиану. Я входил в их число, ведь Пертинакс ценил меня и даже назначил претором, а будучи защитником в целом ряде юридических процессов, я осуждал нечестные поступки Юлиана. И все же мы решили, что неразумно было бы оставаться дома, дабы не вызвать неудовольствия нового правителя. Поэтому, невзирая на позднее время, хотя мы уже поужинали и приняли вечернюю ванну, вышли из дома и, с трудом продираясь сквозь толпу всяческого сброда и военных, добрались до здания заседаний. Здесь мы выслушали речь Юлиана, в которой были и такие слова:

«Я ведь вижу — вам нужен правитель, а мне руководить вами пристало более, чем кому-либо другому. Мне ничего не стоит перечислить все свои достоинства, дающие на это право, но нет необходимости, вы и без того не понаслышке знаете о них. Вот почему я привел сюда не так уж много солдат, чтобы они подтвердили свое решение».

А пока он это говорил, всё новые когорты преторианцев окружали здание сената, да и в самом зале заседаний прибывало солдат.

Принято было нужное решение. Юлиан стал императором по воле армии, сената и народа. И только тогда новый цезарь отправился во дворец, который еще несколько часов назад принадлежал Пертинаксу. Кассий Дион утверждает, что новый властитель застал там уже приготовленный ему ужин. По мнению нового цезаря, этот ужин оказался слишком скромным и недостойным главы империи, поэтому Юлиан повелел немедленно раздобыть самые роскошные блюда и принялся пировать, после чего занялся игрой в кости и развлекался выступлением знаменитого танцовщика Пилада, хотя труп Пертинакса все еще находился во дворце.

Однако в нашем распоряжении имеется и другое свидетельство современника о том, как вел себя Юлиан в первые часы после своего воцарения, прямо противоположное первому. Вот фрагмент из книги «Писатели истории императоров»:

Те, кто ненавидел Юлиана, рассказывали, что он пренебрежительно высказался об ужине, приготовленном для Пертинакса, и велел организовать себе роскошный ужин с устрицами, дичью, дорогой рыбой. Это явная ложь, ведь Юлиан известен своей воздержанностью к пище. Случалось, что кто-нибудь присылал ему в подарок зайца или поросенка, так он велел разделить их на три части, чтобы еды хватило на три дня. А по большей части и вовсе обходился без мяса, сидел на одних овощах, чаще бобовых, даже если это и не диктовалось религиозными ограничениями. Да и вообще не устраивал никакого пира до тех пор, пока не похоронили Пертинакса. Только после этого он позволил себе немного подкрепиться, но оставался грустным и удрученным по причине насильственной смерти своего предшественника. Первую ночь он совсем не сомкнул глаз, так его тревожили происшедшие события. На рассвете он принял сенаторов и эквитов, беседуя с каждым уважительно в соответствии с возрастом собеседника, называя их братом, сыном или отцом. А собравшиеся на площади горожане забрасывали его ругательствами, требуя отказаться от полученной от солдат власти.

Кому же верить при таких противоречивых свидетельствах? В принципе, само поведение Юлиана в данных обстоятельствах не имеет особого значения, но оно могло бы многое сказать о характере нового цезаря. Но даже если он и был достойным человеком и не вел себя так разнузданно, как утверждают его недруги, и в их числе Кассий Дион, несомненно одно — с самого начала власть Юлиана была очень непрочной. К новому правителю враждебно относились сенат и римские граждане, а вскоре против него выступили также и легионы в провинциях.

И тут снова мы имеем редкую возможность услышать голос современника цезаря. Тот же Кассий Дион рассказывает, как на следующий день он вместе с несколькими патрициями отправился в сенат:

…старались не показывать внешне грусти или недовольства, в отличие от черни, которая не скупилась на выражения. Когда в сенат прибыл Юлиан, чтобы принести жертвы Юпитеру, толпа у входа, словно по данному кем-то знаку, принялась кричать: «Похититель власти! Отцеубийца!» Юлиан старался держаться спокойно и пообещал раздать деньги. Толпу возмутило это предложение, опять раздались крики: «Не подкупишь! Не возьмем твоих денег!» Тут Юлиан не выдержал и велел укротить крикунов из тех, что подобрались ближе.

Несколько трупов не обескуражили чернь — она еще больше разъярилась, только люди отбежали подальше и оттуда проклинали цезаря и продажных гвардейцев, жалели Пертинакса, призывая божественное возмездие на головы виновных. Беспорядки охватили весь город, везде происходили стычки с преторианцами, много людей погибло и получило раны. Огромное пространство Великого Цирка целиком заполнили вооруженные люди, они просидели там всю ночь и весь день без еды и питья, потом изнуренные усталостью и жаждой разошлись, но не успокоились, похоже, они ожидали поддержки в своем протесте.

Было ясно, что легионы и наместники не отнесутся безучастно к убийству цезаря. Легионерам приходилось в очень тяжких условиях стеречь границы империи, расплачиваясь за это кровью. Почему же только одни преторианцы, живущие в комфортных условиях столицы, ни в чем не нуждаясь и ничем не рискуя, получают возможность выбирать удобного им цезаря, навязывая всей империи свой выбор? То, что произошло сто двадцать лет назад, после смерти Нерона, наглядно подтвердило, что именно легионы могут возвести на трон своих вождей. В 69 году рейнские легионы Вителлия разгромили преторианцев Отона. В свою очередь им нанесли поражение восточные легионы Веспасиана. Верили — история повторяется, вот и на сей раз особые надежды возлагали на Восток, а особенно на наместника Сирии, Гая Песценния Нигера. Он пользовался всеобщим уважением и как государственный деятель, и как прекрасный военачальник. Римляне демонстративно и неустанно скандировали его имя на улицах города, и эхо их возгласов донеслось до сирийской Антиохии, что произвело молниеносный эффект — Нигера тут же провозгласили императором.