Галантные дамы - [11]

Шрифт
Интервал

Одна испанская дама, будучи приведена воздыхателем своим в королевский дворец, проходила с ним вместе мимо затененной укромной ниши; кавалер, преисполненный почтения ко всем известной испанской добродетели, промолвил: «Senora, buen lugar, si no fuera vuessa merced» (Вот удобный уголок, коли на вашем месте была бы другая). На что дама, ничтоже сумняшеся, отвечала: «Si, buen lugar, si no fuera vuessa merced» (Да, уголок удобный, коли на вашем месте был бы другой). Тем самым укорила она кавалера в робости, помешавшей ему взять у дамы в столь подходящем месте то, что он хотел, а она горячо желала отдать ему; другой, более дерзкий, не упустил бы столь благоприятного случая; вот отчего вся любовь у дамы прошла и она решительно отвергла незадачливого своего друга.

Мне довелось услышать историю об одной даме, весьма пригожей и досточтимой, которая дала согласие своему другу разделить с ним ложе, но только при условии, что он ее пальцем не коснется и не принудит к объятиям, каковое желание тот и исполнил, промаявшись всю ночь напролет жестоким соблазном; дама осталась столь довольна сей покорностью, что в скором времени одарила его любовным наслаждением, сказавши, что хотела прежде испытать, крепка ли его любовь и будет ли он послушен ее приказам. И за это возлюбила она своего друга еще горячее прежнего и дала ему полную свободу делать с нею все, что пожелается, ибо он доказал ей свою истинную и преданную любовь, а что может быть вернее и благороднее?!

Одни похвалят эдакую покорность или робость (называйте как хотите), другие нет: сие зависит от нрава и расположения духа той или иной стороны.

Знавал я одну весьма высокородную даму, что согласилась провести ночь со своим другом, который, для ускорения дела, явился к ней в одной рубашке, дабы немедля приступить к главному; стояла, однако, холодная зима, и любовник наш до того продрог, что, ложась в постель, мечтал лишь об одном — как бы согреться, и ни на что путное оказался не годен; дама люто возненавидела его и прогнала от себя прочь.

Другая дама сговаривалась с неким дворянином о любовном свидании, и тот в разговоре похвастался ей, что за ночь одолеет не менее шести перегонов — настолько, мол, его взбодрила ее красота. «Уж не хвастаете ли вы понапрасну? — смеялась дама. — Поглядим-ка, сколько вы наработаете за одну ночь!» Кавалера насмешки не смутили, и он не преминул явиться на свидание, однако же, к его несчастью, в постели напали на него такие судороги и робость, что он и одного перегона не осилил; дама, видя такое бедствие, сказала: «А не заняться ли вам чем-нибудь иным? Освободите-ка мою постель, здесь вам не гостиница, ишь развалился да полеживает, для того ли вас сюда звали? Убирайтесь прочь!» И выгнала кавалера из дому, а потом долго еще насмехалась над ним, ненавидя хуже чумного.

Конечно, дворянин этот был бы куда счастливее, походи он здоровьем и сложением на протонотария Баро, главного архивариуса и капеллана короля Франциска; этот самый Баро, ложась с какою-нибудь из придворных дам, одолевал не менее дюжины перегонов, да еще поутру извинялся пред нею за слабость, говоря так: «Простите великодушно мою немощь, мадам, лучше не могу, ибо принял вчера лекарство». С тех пор я частенько с ним виделся; его прозвали капитаном Баро или Гасконцем; он сложил с себя духовное звание; историю же эту сам рассказывал мне, приводя имена всех своих любовниц.

По достижении пожилого возраста мужская сила стала ему изменять; он обеднел, хотя во время оное заработал немало благ с помощью своего тарана, теперь же спустил все свое имущество и принужден был заняться перегонкою спиртов и эссенций, сетуя притом на злосчастную судьбу: «Ах, кабы я мог, словно в юные года, столь же удачно перегонять сперматическую эссенцию, дела бы мои пошли на лад и я бы благоденствовал, как прежде!»

Во времена Лиги один благородный, храбрый и отважный дворянин покинул родные места, где командовал крепостью, и отправился принять участие в сражении; на обратном пути он никак не успевал засветло в свой гарнизон, и пришлось ему заехать к знакомой даме, весьма пригожей, богатой и знатной вдове; хозяйка пригласила его заночевать у нее в доме, отчего он, будучи сильно утомлен, не отказался. Попотчевав гостя вкусным ужином, дама проводила его в свою спальню и предложила собственную кровать, поскольку, боясь превратностей войны, велела вынести из всех других комнат и припрятать в укромном месте красивую и весьма недешевую свою мебель. Сама же хозяйка удалилась к себе в туалетную, где стояла у ней узенькая кушетка для дневного отдыха.

Дворянин никак не соглашался лишить даму ее спальни и постели, однако же в конце концов принужден был подчиниться уговорам хозяйки; улегшись, он тотчас забылся глубоким сном и не слышал, как дама вошла в спальню и преспокойно улеглась к нему под бок; так и проспал он всю ночь до самой зари, а там, продрав глаза, узрел подле себя даму, которая, поднявшись с ложа, обратилась к нему со следующими словами: «Как видите, вы нынче почивали не в одиночестве, ибо, уступив вам свою постель, я все же оставила за собою половину ее. Прощайте, сударь, вы упустили прекрасный случай, который более вам не представится!»


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Немного солнца в холодной воде

Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.


Ищу человека

Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.


Исповедь маски

Роман знаменитого японского писателя Юкио Мисимы (1925–1970) «Исповедь маски», прославивший двадцатичетырехлетнего автора и принесший ему мировую известность, во многом автобиографичен. Ключевая тема этого знаменитого произведения – тема смерти, в которой герой повествования видит «подлинную цель жизни». Мисима скрупулезно исследует собственное душевное устройство, добираясь до самой сути своего «я»… Перевод с японского Г. Чхартишвили (Б. Акунина).