Галактика обетованная - [24]

Шрифт
Интервал

Тогда он мне и подарил портфель.

Неприятный, конечно, портфель.

Посидел, посмотрел на него, и как-то не по себе стало.

Встал, спрятал портфель за диван, а все равно нехорошо, неуютно.Как это сегодня выразился вице-президент Руцкой?

Мы, сказал он, стали вампирами в последнее время.

Услышав это признание, я снова поразился необыкновенной проницатель­ности Ш-С.

Какой светлый ум! А я, хотя мне и были предъявлены очевидные доказатель­ства, все-таки сомневался, не мог поверить в это.

Но где же Ш-С.? Его длительное отсутствие начинает тревожить меня.

И что значит это признание Руцкого? Может быть, это открытое провозглаше­ние доктрины вампиризма?

Наконец-то появился Ш-С.

Казаки не пропустили его в квартиру, и я вынужден был выйти на лестничную площадку.

Ш-С. снова начал отращивать усы, и я сказал ему, что всё знаю и всё понял. Но уже всё готово к отлету и я жду только приказа.

— А ты. Ты утвержден командиром. Поздравляю тебя.

И я с чувством гордости за своего друга пожал ему руку.

— Спасибо. — смутившись, сказал Ш-С. — Но что же мы стоим здесь? Пой­дем, поговорим где-нибудь.

Я объяснил, что, к сожалению, в нашей квартире введена пропускная система, а выхлопотать пропуск сейчас невозможно, поскольку Петр Созонтович и Поля­кова заняты на совещании, которое они проводят в моей комнате с самого утра, а без пропуска Ш-С. никто не впустит в квартиру.

Еще, чего доброго, в казачью станицу попадем.

— Зачем ты все это терпишь? — спросил у меня Ш-С.

— А что я терплю? — удивился я. — Вот депутат Векшин терпел. Вот майор Лупилин и племянник Степа, действительно, терпят. А я что? Я всё равно улетаю. Все уже готово. Я жду только, когда ты сообщишь дату вылета. Весь экипаж в сборе. Нет Векшина, но я думаю, что его заменит племянник полковника Федор- чукова — Степа.

— Заменит, говоришь? — спросил Ш-С. — Ну, не знаю. Может быть, мы и не полетим вообще.

— Почему? — встревоженно спросил я.

— По кочану! — ответил Ш-С. — Ну, ладно. Я тебе позвоню вечером.

И он начал спускаться по лестнице, а я вернулся, опечаленный, в квартиру.

Неужели нерешительность Ш-С. связана с последним выступлением вице­президента Руцкого, на котором он, как рассказывают, открыто провозгласил док­трину вампиризма?

Но какое дело нам до здешних оборотней, если мы должны лететь на Юпитер?

Сидел в туалете и вслух читал племяннику Степе и майору Лупилину отрывки из «Философии общего дела», с которыми узников попросил меня познакомить — он специально отчеркнул их карандашом! — сам Н.Ф. Федоров.

«Рабство и господство есть несомненное зло, но и свобода (взятая сама по себе, без дальнейшего определения и осуществления своего назначения) не есть благо, она просто — ничто».

Я не прочитал то, что заключено в скобки, поскольку Н.Ф. Федоров сам заклю­чил в скобки эти слова. Вероятно, он считает, что пока племянник Степа и майор Лупилин не должны знать все. Возможно, Н.Ф. Федоров прав. Я тоже считаю, что нашим несчастным узникам пока достаточно запомнить, что свобода — ничто. В полете я, может быть, объясню им и то, что заключено у Н.Ф. Федорова в скобках.

КАТАСТРОФА...

Случившееся не укладывается в моей голове.

Гибель Атлантиды — детская неприятность по сравнению с разразившейся в моей комнате катастрофой человечества.

Когда, размышляя над решением Ш-С., я постучал в свою комнату, дверь при­открылась и я увидел, что Полякова, нелепо изогнувшись, сидит на моей кровати, а полковник Федорчуков лежит на полу возле плаката «Свободу майору Лупилину!».

На столе же — пустая! — стояла бутылка приготовленного мною шотландско­го виски, а на полу, разинув пасть, стоял портфель и как-то нагловато подмигивал выпученными глазами, которых у него не было.

Я не стал беспокоить ни Полякову, ни Федорчукова.

Я знал, что они уже долетели до цели и никакая медицина не способна вернуть их назад.

Федорчуков!

Петр Созонтович!!

Товарищ полковник!!!

Я вам все докладывал, как старшему по возрасту и по званию, а вы — человек военный — вы презрели установленный порядок и отправились в полет, даже не согласовав этот вопрос со мною!

А ты, любовь моя, Полякова!!!

Я так любил твои мягкие губы, твои красивые коленки, твои зеленоватые, как у кошки, глаза!

Полякова! Ты и так была членом экипажа, и разве я не предупреждал тебя, что мы должны лететь вместе?

Нет, не вняла голосу разума, отправилась на Юпитер без меня!

О, это женское легкомыслие, про которое столько уже написано и которое те­перь привело к беде, каких еще не было в истории человечества.

Сейчас вас встречают представители Галактического Совета, и что вы скажете им в ответ на вопросы, вы, не прошедшие даже соответствующего инструктажа? Не отвернется ли от нас Галактика? Не окажется ли бессмысленной в результате не только моя жизнь, но и всего человечества?Возрадуются ли теперь многочисленные хоры звезд? Станет ли истиною иллю­зия поэтов, олицетворявшая и отцетворявшая миры? Сей день, как говорил Н.Ф. Федоров, его же Господь через нас сотворит, будет ли произведен совокупным действием демократических чекистов, возлюбивших Бога отцов и исполнивших­ся глубокого сострадания ко всем переселенным ими (нашими демократическими чекистами) на Луну? Станет ли теперь Земля первою звездою на небе, движимою не слепою силою падения, а разумом, восстановляющим и предупреждающим па­дение и смерть?


Еще от автора Николай Михайлович Коняев
Рассказы о землепроходцах

Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.


Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.


Алексей Кулаковский

Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.


Гибель красных моисеев. Начало террора, 1918 год

Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.


Дальний приход

В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.


Чужая кассета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Жизнеописание строптивого бухарца

Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».


Внутренний Голос

Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.


Повесть Волшебного Дуба

Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")


Дистанция спасения

Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.