Галактика обетованная - [13]

Но откуда может знать об измышлениях Ш-С. женщина, прибывшая к нам из ближнего зарубежья?

Или. Нет! В это невозможно поверить!

В сильном волнении я встал и пошел в «Приватизационный комитет», куда недавно перенесли телефон из коридора.

Позвонил Векшину.

— Чепуха! — сказал депутат Векшин. — После пьянки, небось, твой Ельцин, вот и синий.

Позвонил Тане.

— Включи, — говорю, — телевизор, там упыря показывают.

— Кого?!

— Ельцина! — говорю.

А Таня:

— Сволочь твой Ельцин, а не упырь!

Странно .

А вот Ш-С. я дозвониться не смог.

Или к телефону не подходит, или дома нет.

Из «Приватизационного комитета» пошел на кухню, чтобы приготовить на ужин кипятка. А там сестра Петра Созонтовича сало жарит. Спрашивает: «Хо­чешь попробовать?»

Я не отказался.

Удивительно вкусное сало. Сразу чувствуется, что из-за границы привезли.

Поблагодарив Веру Созонтовну за вкусное импортное сало, я спросил, почему она решила, что Ельцин — упырь, может быть, он просто, как утверждает Векшин, после пьянки?

— Утопленник пить не просит! — ответила Вера Созонтовна и, забрав сково­родку, ушла кормить брата.

А я завистливо вздохнул: все-таки хорошо иметь родственников в Рельсовске, за границей, и отправился к себе в комнату запивать кипятком шотландское виски и бундесверовский паек.Вера Созонтовна уехала, и ее брат запил, должно быть, тоскуя по родине. Уже третий день он пьет в «Приватизационном комитете» и, невзирая на уговоры су­пруги, не идет домой.

Абрам Григорьевич Лупилин очень волнуется.

Сегодня он сказал мне на кухне:

— Молодой человек! Мы живем в такое тревожное время! Вас ничего не бес­покоит? Вы не боитесь, что нам всем сделают маленький харакири?

— Я думаю, Абрам Григорьевич, что красота спасет мир...

— Да?! Вы так думаете? И когда же это случится, по-вашему?

— Это случится, Абрам Григорьевич, когда время, состоящее из ряда поколе­ний, станет доступно ощущению одновременно во всех мирах. Когда оно явится, так сказать, осязательно...

К сожалению, Абрам Григорьевич не сумел понять моей простой мысли.

— Молодой человек! — жалобно закричал он. — Прошу вас, не морочьте мне голову вашими сумасшедшими философиями. Мы и так живем как на вул­кане! Вокруг такое тревожное время, а глава администрации нашей квартиры все время нетрезв! Неужели, молодой человек, в нашей квартире не найти более достойной кандидатуры на этот пост? А ведь мы могли бы иметь и непьющего председателя.

Я так и не понял, на что намекает Абрам Григорьевич.

Может быть, он считает, что председателем «Приватизационного комитета» следует избрать меня?

Не знаю, не знаю...

В последнее время у меня какое-то неопределенное отношение к выборным должностям.

Между прочим, присутствовавший при этом разговоре Д.Э. Выжигайло рас­сказал, к слову, как его выбрали в одном колхозе евреем, когда он был еще рус­ским, Афанасием Никитичем Туликовым.

— Меня председатель уговорил... — рассказывал Давид Эдуардович. — Гово - рит, работа хорошая. Выбрали меня, и что же вы думаете? В первый же вечер при­ходят ко мне мужики и говорят: «Ты, Афанасий Никитич, извини. Мы, конечное дело, понимаем, что за один день ты немного наворовать успел, но пойми и нас, очень уж выпить хочется. Так что, извини, конечно, но мы тебе маленький погром сейчас делать будем.»

Не понимаю, зачем рассказал Выжигайло эту историю?

Чтобы уйти от скользкой темы, я сказал Абраму Григорьевичу Лупилину, что категорически отказываюсь от его предложения.

— Вряд ли я приму ваше предложение, Абрам Григорьевич, и в дальней­шем. — сказал я. — Видите ли... Я очень занят... Хотя красота и спасет мир, но ведь надо мир подготовить к этому.

Лупилин, грустно помаргивая ресничками, посмотрел на меня, но что еще я мог сказать?У меня такое предчувствие, что приказ об отлете может поступить со дня на день, а у меня до сих пор экипаж не доукомплектован — вакантна должность ко­мандира.

И Полякова куда-то пропала. После Нового года я не видел ее. Неужели она уехала к родителям за границу?

Странно.

Водка дорожает, а пьяных с каждым днем на улицах все больше и больше. И трудно здесь не согласиться с Ш-С., который утверждал, что водка — новая рели­гия в нашей стране.

Действительно, раньше перед концом света молились, а теперь после вступле­ния в рынок пытаются успеть пропить всё, что можно.

Всё вокруг становится каким-то невыносимо красно-коричневым.

Идешь по улице, а навстречу тебе одни только красно-коричневые. И даже если и еврей, все равно нет уверенности, что не красно-коричневый . Чего же тогда пешком ходит, а не на «Мерседесе» ездит?

А сам-то я кто?

Не знаю.

Уже не знаю.

Плюнул сегодня на пол, а плевок какой-то красно-коричневый.

Страшно. Может, это болезнь такая, может, эпидемия?

Ужасно, если сорвется наш полет.

Надо будет спросить у Векшина, что он думает по этому поводу. И еще нуж­но спросить про долг. Так прямо и сказать: Рудольф, когда ты вернешь мне сто рублей?

Хотя почему сто?

Когда Векшин одолжил деньги, булка стоила тринадцать копеек, а очень вкус­ная — восемнадцать. Значит, сейчас Векшин должен отдать пять тысяч рублей.

Интересно, понимает ли он это?

Хлеб дорогой, но все равно его не хватает.