Галактическая баллада - [27]

Сел Акл приложила мизинчик к губам и опять устремила голубые глаза на свое детище.

— Что-то не в порядке с левой стороны, — недовольно сказала она. — Мысль там мне кажется недостаточно ясно выражена.

У меня чуть было не сорвалось с языка, что справа мысль — уж и вовсе неясна, но в этот момент Йер Коли заметила:

— Мне нравиться. Великолепно выражена эллиптическая метаморфоза превенианского духа при столкновении его с метафизической сущностью. Может, вот только языкам необходима большая, деформация и еще быть может… большая насыщенность мысли в нижней части, чтобы отчетливо выявить витальную мощь Космоса.

— Верно, Йер, — сказала Сел Акл. — Но и центральная часть не проработана. Ей не хватает интеллектуальной экспрессивности, я никак не могу найти нужных пропорций морального взрыва…

Я слушал их, разинув рот, Сел Акл замолчала и, пожав плечами, подошла к пульту. Она небрежно нажала на клавиши и ее творение приобрело вдруг первоначальную форму куба. Это было спасение — потому что я ощутил, что меня всего уже трясет.

Когда мы вышли, я осторожно спросил Йер Коли: — А как на дисколете относятся к таким скульпторам?

— Сел Акл — астронавигатор. Это — ее хобби, — ответила Йер Коли.

— Да, понятно, но другие ведь тоже видят «плоды» этого хобби?

— Конечно. Она часто устраивает выставки.

— О! — не удержался я от восклицания.

— Луи, я вас не понимаю, — сказала Йер Коли. — Что вас так удивляет?

Я почувствовал гордость — наконец-то даже превенианка чего-то не понимает в нашей земной психологии — и объяснил ей с удовольствием:

— Видите ли, Йер, у нас, во Франции, после введения Президентства, вкусы стали весьма изысканными и такие номера не проходят. Наш первый истинный Президент Калигула II…

— Подождите, Луи, что значит «не проходят»?

— Как раз это я вам и объясняю. Калигула так возмущался подобными вещами, что включил в свод правил по искусству специальный пункт, согласно которому граждане, занимающиеся этой деятельностью, подлежали декапитации.

— Что значит декапитация, Луи?

Йер Коли ошеломляла меня своим невежеством. Какими странными существами были эти превениане! Уметь перемещать пространство и не знать, что такое декапитация!.. Пришлось и это ей объяснять, подбирая самые деликатные выражения — гильотину я назвал ножичком, а ее применение небольшой операцией.

— О! — тем не менее воскликнула Йер Коли.

— Но позднее Нерон II, человек добросердечный, смягчил это положение, заменив гильотину ссылкой в Кайену, — успокоил я ее.

— Кайену?

— Да. Это приятное местечко, где человек может жить, сколько хочет, если не умрет от лихорадки или же от укуса одного из десяти тысяч видов ядовитых пресмыкающихся и насекомых, обитающих на острове. Сначала Нерон II выслал туда пятнадцать тысяч профессиональных художников и скульпторов, а потом и около девяти тысяч любителей — то есть обыкновенных рабочих и служащих, которые в свободное от работы время лепили из глины фигурки или рисовали пейзажи акварельными красками.

— Но почему, почему. Луи?

— Потому что, как оказалось — и профессионалам, и любителям не удавалось как следует вылепить или нарисовать руки. Особенно бицепсы. А бицепсы у француза Восьмой республики не должны были выглядеть менее выразительными, чем бицепсы древнего римского гладиатора. Понимаете?

— Абсолютно ничего. Кроме того, что бицепсы каким-то образом связаны с судьбой вашей Восьмой республики… Да?

— Совершенно верно.

Йер Коли долго шла задумавшись — очевидно не могла переварить эту информацию. Мы направлялись к кварталу биологов, но она забыла об этом, и мы прошли дальше. Я не стал напоминать ей, так как в биологии ничего не понимаю и, если бы пришлось зайти к ним, мне пришлось бы снова лгать.

— Странно, — наконец произнесла она. — Когда мы летели ночью над вашим северным полушарием, мы всегда сбавляли ход над той статуей со светящимся факелом в руке недалеко от Нью-Керка…

— Нью-Йорка, — поправил я.

— Ах, да… Прекрасная статуя. Неужели народ, который ее построил, не заинтересовался судьбой несчастных в Кай… Кай…

— Кайене, хотите сказать?

— Да.

— Конечно, заинтересовался. Президент этого народа заключил соглашение с нашим Нероном II, согласно которому часть территории Кайены переходила к Белому дому. Несколько дней спустя Белый дом послал на уступленную ему территорию разношерстную публику, порядка семи миллионов человек, состоящую из профессоров, пасторов, писателей, студентов, негров и так далее. Даже Нерон II испугался и поехал в Вашингтон просить об ограничении количества американских колонистов, поскольку в противном случае не осталось бы места для наших.

— Мон дье! — сказала Йер Коли по-французски.

Больше мне нечего было ей объяснять. Из ее восклицания я сделал вывод, что, во-первых, эти превениане — исключительно легкомысленны, а во-вторых в свободное время делают, что хотят, а это недопустимо для хорошо организованного дисколета.

Познакомился я и с единственным космоисториком Большого дисколета. Его звали Ртэслри — имя его было также трудно произносить, как и общаться с ним самим. Он был необычайно мрачным превенианином. Жил совсем уединенно в «мансарде» дисколета, у его внешней «стены». Эта стена, как и вся крыша дисколета, при желании, могли становиться прозрачными — или отдельными своими секторами или в целом. Это было большим удобством для космоисторика: Ртэслри имел возможность получать сведения посредством прямого наблюдения за Галактикой.