Галаховка - [25]

— Я согласен, — сказал Канюка. Потом огляделся вокруг и побледнел: на озере не было видно ни одной лодки. — Что-то случилось, Кай Юрьевич! — дрожащим голосом произнес он.

— Да, и, кажется, что-то весьма серьезное!

Диогенов вытащил якорь и швырнул удочки на дно лодки.

— Гребите скорее к пристани.

Высадившись на берег, они увидели встревоженных граждан, бегущих в направлении вокзала.

— Что стряслось-то? — спросил Канюка.

И кто-то, не оглядываясь, крикнул в ответ:

— Война!

Водно-спортивный праздник в Галаховке был назначен на воскресенье, 22 июня…

— Что делать, Кай Юрьевич? — растерялся Канюка.

— Постарайтесь не впасть в панику, она губительна. Возможно, вам удастся закрепиться в Галаховке. Ведь председатель ЖСК не последний человек в поселке. Здесь тоже потребуются люди. И не дайте рассыпаться зданию, которое мы возвели с таким трудом.

— А как вы?

Диогенов помолчал, вероятно что-то обдумывая.

— Я? Сегодня я уезжаю из Галаховки.

— Куда?

Кай Юльевич указал рукой в сторону востока. И в ответ на удивленный взгляд Канюки пояснил:

— Война, Матвей Лазаревич, предстоит большая! А, как выразился один поэт, большое видится на расстоянии.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Тут и опустился над Галаховкой занавес, о чем мы предварили читателя в самом начале этой главы.

А вновь он поднимется уже после того, как отгремят военные годы и придет в Галаховку прежняя мирная жизнь.

Потому что наше повествование посвящено не ратным и трудовым подвигам, а описанию той редкой породы людей, которым чужда сама мысль о подвижничестве и героизме.

Потому что галаховцы, во всяком случае те из них, о которых ведет речь автор, никогда не претендовали и не претендуют на славу. Единственное, чего они всегда хотели и хотят, — остаться неприметными.

Потому что обстоятельства военного времени замедлили — и не могли не замедлить! — начавшие в ЖСК «Лето» внутренние процессы. Точно так же, как в дрожжевой закваске, вынесенной на холод, рост микроорганизмов замедляется или прекращается совсем.

И еще потому…

Да, и потому, наконец, что, несмотря на строжайшее вето, провозглашенное литературной критикой авторское своеволие все же существует…

Вот по всему по этому мы и встретимся опять с галаховцами после того, как прошло почти пять долгих лет. Встретимся со всеми основными действующими лицами галаховской эпопеи:

с бабкой Гриппкой, потерявшей сына и оставшейся при необыкновенно повзрослевшем за пять лет внуке Ваське;

с Кошатницей, понесшей, впрочем, куда менее тяжкие утраты: ее жалобно мяукающие кошки разбрелись с голодухи кто куда, и жила она теперь одна-одинешенька;

с Корабельщиком, который, по причине старости и дряхлости не будучи приспособлен ни к фронту, ни к тылу, коротал время за слушанием сводок Совинформбюро и плетением корзин;

с Лупоглазым-Штутгоффом, принятым вначале за немецкого агента и отправленным под надзором куда-то за Караганду, где и доказал, что он, во-первых, никакой не лазутчик и, во-вторых, даже не немец: немцами были лишь его далекие предки. И, доказав это, он впоследствии блестяще проявил себя на снабженческой работе, то есть в своей родной стихии;

с Фаддеем Скурихиным, служившим в саперных частях и после ранения списанным по чистой;

с дедом Фотием Георгиевичем и его подросшим внуком.

В центре повествования опять будут Матвей Лазаревич и Кай Юльевич.

Матвей Канюка, как ему и советовал Диогенов, сумел осесть в Галаховке завхозом большого госпиталя и даже получал литерную карточку.

Что же касается самого Кая Юльевича — он, по скупым сведениям, дошедшим до автора, находясь на Востоке, впал в мистицизм, заслужил доверие высоких духовных лиц и сочинял проекты пылких посланий к мусульманам Средней Азии и Казахстана.

Естественно, все эти годы он тосковал по Галаховке и был рад открывшейся возможности вновь вернуться под сень ее тихих, задумчивых лесов. Чтобы, в соответствии с достигнутой договоренностью, выполнять почетную роль Теоретика ЖСК «Лето».

Часть вторая ОСЕНЬ

ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой читатель знакомится с кормящим дедом

Если собрать вместе все, что написано о материнской любви, то, вероятно, не найдется такого книгохранилища, куда бы уместились романы, повести, рассказы, поэмы и стихи, посвященные этой трогательной теме. Но не будем завистливы: матери с их трепетным, преданным отношением к своим чадам заслуживали и заслуживают именно такого внимания сочинителей всех времен и народов. И нам нисколько не жалко ни затупленных перьев, ни чернил, ни бумаги, потраченных на описание благородного облика матери. Сюда же отнесем бабушку — самоотверженную труженицу, добрейшее и нежнейшее существо. Ей тоже уделено много возвышенных, поэтических страниц отечественной литературы и, как любят выражаться студенты филологических факультетов, «зарубежки». В более скромном положении оказались отцы. Правда, и о них написано немало: как заботятся они о продолжателях рода, как стремятся передать им эстафету из рук в руки.

Сегодня нас заботит другое: необычайно мало сказала литература о дедушках, о том, как любят они своих внучат и внучек. Деды, как ушедшие в историческое прошлое, так и ныне здравствующие, в большой обиде на пишущую и сочиняющую братию. Не запечатлели их живого образа поэты, не рассказали о них прозаики, не отобразили их духовного мира драматурги. А разве старики того не заслужили? Заслужили, да еще как!