Гагарин. Человек и легенда - [8]

Не вызвало у Вали восторга и первое служебное распределение молодого мужа — после того как он с отличием окончил оренбургское училище и 6 ноября 1957 года получил звание лейтенанта: его направили на военно-воздушную базу «Никель», на самом севере Мурманской области, за Северным полярным кругом, от которого базу отделяло триста километров. Его задачей теперь стало пилотирование реактивных МиГ-15 в ходе разведывательных вылетов. Валя отправилась за ним туда, в морозное захолустье, в край свирепых ветров и долгих ночей, иногда слегка разбавляемых несколькими серыми часами сумрачного дневного света. Здесь 10 апреля 1959 года родилась первая дочь молодой четы Гагариных — Лена.

Все долгие зимние месяцы летные условия над «Никелем» были чудовищными. Рулевым поверхностям гагаринского МиГа грозило обледенение, к тому же пилот постоянно рисковал заработать «снежную слепоту», когда небо и земля сливаются в сплошную пелену без всяких признаков горизонта. В те времена бортовые электронные системы захода на посадку и приземления, установленные на МиГе, не отличались особой чувствительностью. Пилотам, пораженным «снежной слепотой», приходилось полагаться на большие наземные радары, которые вели их к радиомаякам, расставленным по периметру взлетно-посадочной полосы. Да и ясная погода таила в себе опасности. Однажды Гагарин опустил самолет на полосу, покрытую «черным» льдом, невидимым для невооруженного глаза, но скользким, точно масло. В Оренбурге он к таким условиям не готовился. Самолет резко занесло, и шины шасси лопнули от экстренного торможения, которое ему пришлось применить.

Юрий Дергунов, близкий друг Гагарина по Оренбургскому летному училищу, прилагал все усилия, чтобы после окончания его распределили в то же место. Но в первый же свой месяц в «Никеле» он разбился в автокатастрофе и погиб. Гагарин был потрясен, несколько недель после этого он бродил как в тумане. Валя так и говорит: «Несколько недель он ходил как потерянный, не спал целыми ночами напролет. Я понимала, что ему не помогут ни валерьянка, ни снотворные, и если предлагала ему лекарства, то лишь для того, чтобы хотя бы на минуту отвлечь его от тяжелых мыслей»10.

Глава 2 Набор

В октябре 1959 года на всех главных воздушных базах СССР, включая «Никель», появились загадочные комиссии по набору добровольцев. Прибывшие не уточняли, что конкретно они хотят и какую организацию представляют. Отбирали группы летчиков и примерно по двадцать человек вызывали в кабинет для неофициальной беседы с какими-то «медиками». Через несколько дней группы стали меньше, многих отсеяли после таинственных переговоров и обсуждений, а затем начался этап личных бесед вербовщиков с кандидатами — их сильно сократившийся список включал примерно по десять человек от каждой базы. Отобранных счастливчиков отправили в Москву, в военный госпиталь имени Бурденко, и подвергли целому ряду скрупулезнейших обследований. На этой стадии отпали девять кандидатов из каждого десятка — опять-таки из-за тайных решений, принимавшихся за закрытыми дверями.

В своих воспоминаниях Гагарин рассказывал, что прошел в госпитале имени Бурденко несколько проверок зрения, а также бесчисленные беседы с психологами и кошмарный математический тест, когда чей-то голос нашептывал ему в наушники всевозможные решения — все неправильные. Ему пришлось сосредоточиться на собственном мыслительном процессе и игнорировать подсказки «услужливого друга», раздававшиеся в ушах. Каждый из врачей был «строг, как прокурор… Нас обмеряли вкривь и вкось, выстукивали на всем теле „азбуку Морзе“, крутили на специальных приборах, проверяя вестибулярные аппараты… Главным предметом исследований были наши сердца. По ним медики прочитывали всю биографию каждого. И ничего нельзя было утаить. Сложная аппаратура находила все, даже самые минимальные изъяны в нашем здоровье»1.

Диалог Гагарина с его вербовщиками нигде в точности не воспроизводится. Однако пилот Георгий Шонин, один из его товарищей по «Никелю», вскоре после него тоже был отобран для космической подготовки, и его впечатления наверняка схожи с гагаринскими. «Сначала шла обычная тягомотина. Как мне ВВС? Нравится ли летать? Чем я занимаюсь в свободное время? Что читаю? Ну и прочее. Дня через два — новая серия бесед. На этот раз вызвали меньше народу. И сами разговоры стали более конкретными». Шонин поехал в Москву, сам толком не понимая зачем. Позже он вернулся на базу «Никель» — исколотый, измотанный, обследованный вдоль и поперек, но, судя по всему, врачи сочли его годным для новой работы, о которой он еще ничего не знал. Вербовщики лишь один раз намекнули Шонину, чем ему предстоит заниматься. Они спросили, как бы он отнесся к тому, чтобы полетать на более современных аппаратах? Вот тут-то ему кое-что стало ясно. В то время некоторые авиационные соединения переходили на новые, более совершенные, истребители, и Шонин решил, что никелевскои эскадрилье посчастливилось попасть в их число. Однако вербовщиков не интересовали такие банальности, как подбор пилотов для новой модели МиГа. Потом его спросили: а если речь идет о том, чтобы полететь на чем-то совершенно новом? Шонин тут же остыл, потому что знал массу летчиков, которых переводили в вертолетные группы. Он считал вертолеты сложными, но неинтересными машинами, у которых нет ни скорости, ни стиля, ни, в конце концов, должного статуса. «Я же пилот истребителя, — умоляюще произнес он. — Я нарочно пошел в летное училище, чтобы учиться летать на боевых реактивных машинах, а теперь вы хотите, чтобы я…»