Габсбурги. Власть над миром - [129]
Политика Габсбургов в Боснии-Герцеговине опиралась на два принципа. Первый — это экономическая модернизация, которая, как надеялись в Вене, цивилизует провинцию и разрядит там межконфессиональную напряженность. В 1888 г. кронпринц Рудольф комментировал свой визит в Боснию так: «Наша миссия здесь — нести на Восток западную культуру»[533]. В итоге в провинции возникали школы, больницы, технические училища и новые производства: добыча угля и железа, выращивание и переработка табака, изготовление бумаги из местной древесины. Самое грандиозное достижение габсбургской администрации — более 1000 км построенных тут железных дорог. На Северо-Боснийской линии, проложенной через гористую местность к востоку от Сараево, насчитывалось 99 тоннелей и 30 металлических мостов на протяжении всего 160 км. Так называемая «боснийская узкая колея» (760 мм) стала впоследствии международным стандартом и использовалась по всей Европе, а также в Конго и Аргентине.
Второй принцип — создание боснийской идентичности, объединяющей разные конфессии, но он неизменно проводился лишь отчасти. Губернаторы провинции поощряли в архитектуре боснийский стиль — смесь сецессиона и «неомавританских» мотивов. Примечательнее всего тут то, что арабский дворец Альгамбра в Гранаде послужил образцом для новой ратуши Сараево с ее ажурной резьбой по камню, подковообразными арками и восточными орнаментами в витражах. Тем временем хранители Национального музея (Zemaljski Muzej) приступили к созданию новой истории Боснии, доказывая, что в Средние века существовала особая боснийская религиозная традиция — не католическая и не православная, а восходившая к ереси богомилов. По этой теории боснийские землевладельцы-мусульмане были потомками знатных богомилов, принявших ислам. Археологические находки, опровергавшие их версию, музейные кураторы уничтожали или прятали[534].
Пошло в ход и измерение черепов. Работавшие в музее краниологи весьма кстати обнаружили «чисто боснийский» череп, разновидность северноарийского, — «брахицефалический», то есть укороченный; он был равно распространен среди мусульман и хорватов-католиков. У православных сербов череп, напротив, был вытянутым — «резко долихоцефалическим», что якобы указывало на их принадлежность к более примитивному расовому типу, пришедшему в Боснию откуда-то извне. По мнению директора музея Чиро Трухелки, у скитавшихся, подобно евреям, сербов развилась предрасположенность «к туберкулезу и бесплодию, а следовательно, и к слабости физической и психической конституции», а утрата исторических корней превратила их в «культурных паразитов»[535].
Как видно по этим примерам, боснийский национальный проект не включал в себя сербов, оказавшихся теперь в самом низу культурной иерархии наряду с мусульманами. Мусульмане, однако, не встречали такой враждебности и успешнее интегрировались в новые структуры — они раз за разом становились мэрами Сараево и преобладали в городском совете. Председателем боснийского сабора (парламента), впервые созванного в 1910 г., также был мусульманин. Со временем боснийские мусульмане начали демонстрировать к империи Габсбургов лояльность, сравнимую лишь с еврейской: мусульмане составляли основу четырех полков, набиравшихся в австро-венгерскую армию в Боснии. Босняки, как и гуркхи на службе британской короны, славились своей храбростью. Написанный в 1895 г. марш «Босняки идут» (Die Bosniaken kommen) и поныне остается одним из самых популярных в австрийской армии.
Экономическая модернизация пошла на пользу мусульманской торговой элите, но почти не затронула сербов. Они по-прежнему оставались крестьянами-арендаторами у преимущественно мусульманских землевладельцев, так как у правительства не было средств на выкуп их наделов. В итоге блага модернизации по большей части обошли сербское население стороной, и, как следствие, подавляющее большинство сербов не знало грамоты. К тому же сербские газеты и организации часто запрещали, а сербским школьным учителям было сложнее доказывать свою «политическую благонадежность». Избирательная система была выстроена таким образом, что в сабор от сербов попадали только консервативные политики, в основном представлявшие немногочисленное сообщество православных предпринимателей.
Военная оккупация Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией задумывалась как временное решение. В октябре 1908 г. в результате виртуозного по замыслу, но топорно исполненного маневра провинцию официально аннексировали и включили в состав Габсбургской империи. Имперский министр иностранных дел счел, что получил от российского коллеги согласие на аннексию, но это было недоразумением. Оно обернулось дипломатическим кризисом, который сблизил Россию с Сербией. Экспансия Сербии на юг, в османскую провинцию Македония, во время Балканских войн 1912–1913 гг. усилила подозрения Вены в том, что, заручившись поддержкой России, Белград скоро попытается «освободить» сербов, живущих на территории Габсбургской империи.
В Сербии имелся парламент — скупщина, избираемая довольно широкими слоями населения, но правление в стране не было демократическим. Государственные институты были до основания пронизаны тайными обществами и террористическими организациями, действовавшими изнутри армии и органов безопасности. Главной среди них была организация под названием «Единство или смерть», она же «Черная рука», возглавляемая руководителем сербской военной разведки Драгутином Димитриевичем. В ней состояли заговорщики, убившие в 1903 г. непопулярных короля Александра I и королеву Драгу и разрубившие их тела на трофеи. Спустя 10 лет Димитриевич, сделавший на этом убийстве карьеру, был занят обработкой юношей слишком хорошо знакомого нам сегодня типа: жалких, сексуально неудовлетворенных и ищущих дела, которое наполнит их жизнь каким-то смыслом. Он предлагал им цель — террористическими методами освободить Боснию-Герцеговину из-под власти Габсбургов, что станет прологом к ее объединению с Сербией.
