Габриэла - [10]
Однажды, от нечего делать, я взялся чистить пистолет. Вошла Габриэла. Увидев у меня в руках оружие, она испуганно спросила, что я еще надумал.
– Хочу пальнуть по Марии Магдалине, – сострил я.
– Нет! – крикнула она, раскидывая руки и закрывая собой барельеф. – Это память о маме. Вы не смеете!
– Пожалуйста, сядьте, Габриэла, – сказал я.
Она послушалась и села, как всегда, на стуле в двух шагах от меня.
– Почему вы каждый день приходите ко мне в комнату, садитесь вот так на стул и смотрите на меня, как будто вы на лекции по анатомии? – стал допытываться я.
Она смахнула рукой три прядки волос со лба и посмотрела на меня, как бы решая, говорить со мной откровенно или нет, но это длилось всего минуту. Она опустила глаза и сказала:
– Я слышала как-то раз, как вы с моим дедушкой говорили о Гете. Неужели вы его читали?
– Читал кое-что. А чему тут удивляться?
Она не ответила, только пожала плечами и взглянула на меня с любопытством. Тогда я сказал, что читал и Байрона, и Шиллера. А потом спросил, читала ли она Лермонтова?
– Нет, – призналась она. – Это кто, русский писатель?
– Это величайший в мире поэт. Если бы он был на моем месте, он не позволил бы вам входить к себе в комнату, потому что вы дурнушка, злюка и вообще из вас слова не вытянешь.
Она встала и молча вышла. Я пожалел о своих словах. Но когда я подумал, что она больше не придет, мне стало совсем не по себе. Тем не менее в тот же день вечером кто-то постучал в дверь. Ее я никак не ждал. Но это была она – с кипой газет и журналов.
– Лермонтов не хочет почитать чего-нибудь?
– Где вы их столько набрали, Габриэла?
– Приходил какой-то русский солдат, спрашивал тех, что на первом этаже, и оставил для них вот это. А они еще не вернулись.
Наши ребята уже несколько дней как встали на ноги и разнюхали дорогу в винные погреба. До них было километра три. Для меня они тоже прихватывали белое австрийское вино, но профессор Штирер запретил мне пить.
– О чем пишут в ваших газетах? – спросила она.
– О мире, – ответил я.
Она отвернулась к окну и вдруг спросила:
– Что же такое война?
– Бойня, и все дела, – ответил я.
– А мир?
– Передышка между бойнями… Чтоб зализывать раны.
У нее расширились глаза, она задумалась на секунду – и рассмеялась. В первый раз я видел, как она смеется. Она подошла к кровати и дружески коснулась меня рукой. Потом вернулась к окну, стала снова вглядываться в даль.
– Лес уже зеленый? – спросил я.
– Только начинает…
– Птицы прилетели?
Она обернулась, взглянула на меня в приливе веселого любопытства:
– А вы что будете делать после войны?
– Я или мы все?
– Ты, – уточнила она.
– Я стану артистом кино. Путешествовать – напутешествовался, водить машину – умею, стрелять из ружья – тоже. Осталось научиться целовать девушек.
Она отвела глаза, улыбаясь, потом спросила:
– Хочешь завтра выйти погулять?
– Если разрешат, с превеликим удовольствием… Но…
– Я попрошу дедушку. Между прочим, он мне сообщил по секрету, что его верхний пациент, если б был посмелее, уже давно спустился бы вниз.
– Передай дедушке, что вот уже три дня, как именно это и делается, когда все спят!
– О господи! – ужаснулась она и посмотрела на меня с укоризной. – И куда же вы ходите?
– До опушки леса, но только я один!
– Ты, ты! Я про тебя и говорю, – подчеркнула она. – А у меня в лесу есть своя поляна.
– Со старым дубом!..
– Нет, вы подумайте! – воскликнула она и потянулась было схватить меня за ухо, но вдруг замерла, может быть, вспомнив, что перед ней чужой солдат – русский, советский, большевик – чужой, как марсианин, семипалый, о трех руках, с другими воззрениями, с другой логикой. И вообще…
– У тебя есть мама? – спросила она.
– Есть. И сестра есть. И дом, где я жил, и школа, где я учил немецкий язык с четвертого класса.
– Да-а?!
– И девушка у меня была любимая, и увел ее один майор-артиллерист: куда мне за майором угнаться!
– Александр… тебя зовут?
– Да, Габриэла.
– Александр… Великий, Александр Храбрый, Александр Хитрый…
– А который из них я?
– Мне самой интересно…
– Дай-ка я посмотрю твою руку, Габриэла. Я умею гадать по руке.
Она шагнула ко мне.
– Иди ближе, Габриэла! Она сделала еще шаг».
– Ну, еще чуть-чуть! Она подошла:
– Какую?
– Обе, – сказал я, взяв ее за руки.
6
На другое утро я услышал от своего врача: «Зер гут!» Терпкий весенний воздух был уже не опасен для легкого, задетого пулей. Теперь профессор Штирер даже рекомендовал мне прогулки.
День был в самом разгаре, когда я спустился вниз со второго этажа и вышел на яркий солнечный свет; от земли шел животворный дух, и жужжали пчелы. В палисаднике перед домом Габриэла, сидя на корточках, вскапывала землю широким ножом и сажала цветы. С крыльца я следил за каждым ее движением. Потом сошел вниз и остановился в нескольких шагах от нее.
Габриэла повернула ко мне лицо, и глаза у нее расширились, но на этот раз не от удивления. Она знала, что я сегодня выйду на свет божий, и поэтому не зашла ко мне, как обычно, утром после завтрака. Она поправила непослушные прядки на лбу и помахала мне рукой, как будто я был где-то далеко, у горизонта. Я спросил ее:
– Ты что, Габи?
Она встала, шагнула ко мне и прошептала прямо в лицо:
Великая война еще не началась, но уже предощущалась в распоряжениях военных, в разговорах гражданских, в словах иностранцев, сочувствующих Стране Советов…
В романе рассказывается о жизни большой рабочей семьи Путивцевых. Ее судьба неотделима от судьбы всего народа, строившего социализм в годы первых пятилеток и защитившего мир в схватке с фашизмом.
«Неделя» Глебова — один из очерков бригады писателей, выезжавших по заданию издательства на фронт. В очерке описывается героическая борьба железнодорожников крупного прифронтового узла с фашистскими налетчиками и диверсантами.Брошюра рассчитана на широкий круг читателей.Глебов, Анатолий Глебович. Неделя [Текст] / Анатолий Глебов. - Москва : Трансжелдориздат, 1942. - 58 с.; 14 см. - (Железнодорожники в Великой отечественной войне).
Повесть «Немецкая девушка» показывает тихий ужас опустошенных территорий. Состояние войны не только снаружи, но и в душе каждого человека. Маленькие рассказы, из которых состоит произведение, написаны современным языком, позволяющим почувствовать реальный запах войны.Из сборника «Три слова о войне».
Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.