Габриель Ламбер - [29]

Несчастный вздохнул так тяжело, что это походило на стон, потом закрыл глаза руками.

— Он знает это, знает, — прошептал Габриель после некоторого молчания. — Но, в конце концов, что тут такого? Это письмо было вымышлено, правда, но оно никому не причинило вреда. Я хотел уехать в Париж, я сошел бы с ума, если бы не приехал сюда. И использовал этот способ, другого не было; разве вы на моем месте не сделали бы то же самое, доктор?

— Вы серьезно у меня спрашиваете об этом, сударь? — спросил я, пристально глядя на него.

— Доктор, вы самый непреклонный человек, какого я когда-либо встречал, — сказал барон, поднимаясь и быстро шагая взад и вперед. — Вы мне говорите одни неприятные вещи, и, тем не менее, как же так получается? Вы единственный человек, кому я безгранично доверяю. Если бы кто-то другой подозревал хотя бы половину того, что знаете вы!..

Он подошел к пистолету, висевшему на стене, поднес руку к его рукоятке со свирепым выражением, присущим скорее дикому зверю, и произнес:

— Я убил бы его.

В это время вошел слуга.

— Что вам надо? — резко спросил его барон.

— Извините, если я перебиваю господина, несмотря на его приказ, но три месяца назад господин ремонтировал свои конюшни, и вот пришел служащий из банка, чтобы получить деньги по одному из векселей, которые выдал господин.

— На какую сумму? — спросил барон.

— Четыре тысячи.

— Хорошо, — сказал барон, направившись к секретеру, вынул портфель, который он когда-то отдавал мне на хранение, и вытащил из него четыре банкнота по тысяче франков каждый, — держите, вот они, и принесите мне вексель.

Что было проще: взять из портфеля банковские билеты и вручить их слуге!

Однако барон сделал это с явным колебанием, а его обычно бледное лицо приняло мертвенный оттенок, когда он беспокойным взглядом посмотрел вслед слуге, выходящему с банкнотами.

Между нами наступило тягостное молчание, во время которого барон два или три раза пытался заговорить, но всякий раз слова замирали у него на губах.

Слуга снова открыл дверь.

— Ну, что еще? — спросил барон грубо и нетерпеливо.

— Посыльный хотел бы что-то сказать господину.

— Этому человеку мне нечего сказать! — воскликнул барон. — Он получил свои деньги и пусть уходит.

Посыльный показался позади слуги и скользнул между ним и дверью.

— Извините, — сказал он, — извините, вы ошиблись, сударь, мне надо вам кое-что сказать.

Затем он прыгнул вперед и, схватив барона за шиворот, воскликнул:

— Я должен вам сказать, что вы фальшивомонетчик, и я арестую вас именем закона!

Барон в ужасе закричал, и лицо его стало пепельного цвета.

— На помощь, — пробормотал он, — на помощь, доктор! Жозеф, позови моих людей, на помощь, ко мне!

— Ко мне! — закричал громким голосом так называемый посыльный банка. — Ко мне, все ко мне!

Тотчас же открылась дверь на лестницу черного хода, и в комнату барона ворвались еще двое.

Это были агенты сыскной полиции.

— Но кто вы такой, — воскликнул барон, отбиваясь, — и что вы от меня хотите?

— Господин барон, я В.; вы попались, — сказал мнимый служащий банка, — не шумите и не скандальте, спокойно следуйте за мной.

Имя, произнесенное этим человеком, было настолько известным, что я вздрогнул помимо своей воли.

— Следовать за вами, — повторил барон, продолжая отбиваться, — следовать за вами, и куда же это?

— Черт возьми! Куда же отводят таких людей, как вы, не вам об этом спрашивать, я уверен, вы должны это знать… в полицейский участок, черт вас возьми!

— Никогда! — воскликнул арестованный. — Никогда!

Неистовым усилием он освободился из рук державших его двух мужчин, бросился к своей кровати и схватил висевший над ней турецкий кинжал.

В то же мгновение мнимый посыльный банка стремительным движением вытащил из кармана два пистолета и направил их на барона.

Но он неправильно понял намерения Габриеля: тот повернул оружие против самого себя.

Оба агента хотели было броситься к нему, чтобы вырвать оружие.

— Не стоит! — сказал В. — Не стоит! Не волнуйтесь, он не покончит с собой, я с давних пор знаком с господами фальшивомонетчиками. Эти господа слишком уважают собственную персону. Ну же, дружище, ну же, — продолжал он, скрестив руки и дав полную свободу несчастному заколоть себя кинжалом, — не стесняйтесь нас, давайте, давайте!

Барон, казалось, хотел опровергнуть того, кто бросил ему этот странный вызов: он быстро поднес руку к груди, нанес себе несколько ударов и с криком упал. Его сорочка окрасилась кровью.

— Вы же видите, — сказал я, бросаясь к барону, — несчастный убил себя.

В. рассмеялся:

— Убил себя, он! Ах! Нашли дурака! Поднимите-ка сорочку, доктор.

— «Доктор»? — удивился я.

— Черт возьми! Я вас знаю, — сказал В., — вы доктор Фабьен. Поднимите его сорочку и, если обнаружите хоть одну рану глубже четырех или пяти линий, прошу гильотинировать меня вместо него.

Однако я сомневался, так как несчастный на самом деле потерял сознание и не шевелился.

Я поднял его сорочку и осмотрел раны.

Их было шесть, но, как и предсказывал В., они были не глубже, чем уколы булавки.

Я с отвращением отошел в сторону.

— Ну что? — сказал мне В. — Хороший я физиолог, господин доктор? Ну-ка, чего уж там, — добавил он, — наденьте наручники на этого господина, без них он будет дергаться всю дорогу.