Габриель Ламбер - [20]

Дети смеялись, их забавлял такой редкий талант, но мой отец грустно покачивал головой и часто говорил:

«Поверь мне, Габриель, не надо делать такого… это плохо кончится».

«Ба! Что может случиться, господин Гранже? — говорил Габриель. — Я буду учителем чистописания, вместо того чтобы ходить за плугом».

«Это не профессия — быть учителем чистописания в деревне», — отвечал мой отец.

«Ну и что! Поеду в Париж», — отвечал Габриель.

Что же касается меня, то я не видела ничего плохого в том, что он копировал почерки других. Этот талант у Габриеля все больше и больше совершенствовался, и меня это очень забавляло.

Так как Габриель не ограничивался подделкой почерков, он копировал все.

Ему попала в руки гравюра, и с удивительным терпением он скопировал ее, линию за линией, с такой точностью, что если бы не разница в размере листа и в цвете чернил, то трудно было бы сказать, рассматривая оригинал и копию, где работало перо, а где — гравировальный резец. Бедный отец, увидевший в этой гравюре то, чем она была на самом деле, то есть шедевр, поручил деревенскому стекольщику вставить ее в рамку и всем показывал.

Мэр со своим помощником пришли посмотреть на нее, и мэр сказал помощнику: «Фортуна этого молодого человека находится на кончиках его пальцев».

Габриель услышал эти слова.

Мой отец научил его всему что мог; Габриель возвратился на ферму.

Так как он был старший сын в семье, а было еще двое детей и Тома Ламбер не был богат, мальчику надо было начинать трудиться.

Но ходить за плугом было для него невыносимо.

В противоположность крестьянам, Габриелю нравилось и ложиться спать и вставать поздно; самым большим счастьем было для него работать до полуночи и рисовать пером всевозможные буквы, рисунки, делать копии, поэтому зима была его любимым временем года, а вечерние часы — настоящим праздником.

С другой стороны, отвращение Габриеля к сельским работам приводило в отчаяние его отца. Тома Ламбер был не настолько богат, чтобы кормить лишний бесполезный рот. Он думал, что Габриель избавит его от необходимости нанимать работника. Но, к своему большому огорчению, он увидел, что ошибался.

XII ОТЪЕЗД В ПАРИЖ

Однажды, к счастью или к несчастью, мэр, предсказавший, что фортуна Габриеля находится на кончиках его пальцев, приехал к папаше Тома и предложил взять Габриеля к себе в мэрию в качестве секретаря из расчета пятисот франков в год, не считая питания.

Габриель принял предложение как удачу, но папаша Тома покачал головой и сказал:

«Куда это приведет тебя, парень?»

Тем не менее предложение мэра было принято, и Габриель окончательно сменил плуг на перо.

Мы остались добрыми друзьями. Габриель, казалось, даже любил меня. Что же касается меня, то я любила его от всего сердца.

По вечерам, как это принято в деревнях, мы прогуливались то по берегу моря, то по берегу реки Тук.

Никого это не беспокоило: мы оба были бедны и вполне подходили друг другу.

Однако Габриелю, казалось, что-то разъедало душу: это было желание уехать в Париж. Он был уверен, что в Париже его ждет удача.

Париж был для нас постоянной темой разговоров. Этот магический город должен был открыть нам обоим дверь к богатству и счастью.

Я подогревала его возбуждение и повторяла со своей стороны:

«О да, Париж, Париж!»

В мечтах о будущем наши судьбы всегда были настолько связаны друг с другом, что я заранее считала себя женой Габриеля, хотя никто из нас ни словом не обмолвился о свадьбе, никогда, я подчеркиваю это, не было дано никакого обещания.

Время шло.

Габриель, окунувшись в свое любимое занятие, писал весь день, вел все книги записей мэрии тщательно и с большим вкусом.

Мэр был в восторге от своего секретаря.

Приближалась предвыборная кампания; один из кандидатов, вступивших в борьбу за депутатское место, совершая турне, прибыл в Трувиль; Габриель был чудом Трувиля, и депутату показали книги записей мэрии, а вечером представили Габриеля.

Кандидат в депутаты составил циркулярное письмо-манифест, но ближайшая типография была только в Гавре, нужно было отправить манифест в город, что означало бы три или четыре дня задержки.

А распространить манифест необходимо было срочно: кандидат встретил более сильную оппозицию, чем он предполагал.

Габриель предложил сделать за ночь и следующий день пятьдесят экземпляров. Депутат пообещал ему сто экю, если он сделает эти пятьдесят экземпляров за сутки. Габриель обещал и вместо пятидесяти манифестов сделал семьдесят.

Кандидат в депутаты, преисполненный радости, дал ему пятьсот франков вместо трехсот и обещал порекомендовать богатому банкиру в Париже, который по такой рекомендации, может быть, возьмет его секретарем.

Габриель прибежал ко мне вечером, пьяный от радости.

«Мари, — сказал он мне, — Мари, мы спасены, через месяц я поеду в Париж. У меня будет хорошее место, тогда я тебе напишу и ты приедешь ко мне».

Я тогда даже не подумала спросить у него, в качестве ли жены зовет он меня приехать, настолько была далека от мысли, что Габриель может обмануть.

Я попросила его объяснить эти слова: они были для меня загадкой. Он рассказал мне про возможность устроиться на службу к банкиру и показал листок печатной бумаги.