Габриель Ламбер - [18]

— Совет дать гораздо труднее, чем рецепт, сударь, и признаюсь вам, что я даю его крайне редко. Обычно просят совета только для того, чтобы утвердиться в уже принятом решении, или когда не уверены в том, что надо сделать, и следуют полученному совету, чтобы иметь право сказать впоследствии советчику: «Это вы виноваты».

— Во всем, что вы говорите, есть правда, доктор, но точно так же как я не думаю, что врач имеет право отказать в рецепте, так я не думаю, что человек имеет право отказать другому в совете.

— Вы правы, поэтому я не отказываюсь вам его дать, только сделайте одолжение, не следуйте ему.

Я сел около него, но тут, вместо того чтобы ответить мне, он уронил голову на руки и, подавленный, погрузился в свои мысли.

— Так что же? — сказал я ему после некоторого молчания.

— Если для меня что и ясно, — отвечал он, — так это то, что я погиб.

В его словах было столько уверенности, что я вздрогнул.

— Погибли? Вы? Почему? — спросил я.

— Конечно, она будет меня преследовать, расскажет всем, кто я такой, повсюду раззвонит мое настоящее имя.

— Кто это?

— Она, черт возьми.

— Она? Кто же она?

— Мари.

— Кто такая Мари?

— Ах, да, вы же не знаете; дурочка, маленькая распутница, которой я по доброте душевной оказал внимание и которой имел глупость сделать ребенка.

— Ну и что? Если это одна из тех женщин, от которой можно откупиться деньгами, вы достаточно богаты…

— Да, — прервал он меня, — но она, к несчастью, совсем не из тех женщин: это деревенская девушка, бедная девушка, святая девушка.

— Только что вы ее называли распутницей.

— Я не прав, дорогой доктор, я не прав, я говорил так от злости, скорее — да, да, это был страх.

— Эта женщина может каким-то роковым образом повлиять на вашу судьбу?

— Она может помешать моему браку с мадемуазель де Макарти.

— Каким образом?

— Назвав мое имя, раскрыв, кто я такой.

— Следовательно, вы не де Фаверн?

— Нет.

— Значит, вы не барон?

— Нет.

— Значит, вы родились не на Гваделупе?

— Нет. Все это было, видите ли, выдумкой.

— Тогда Оливье был прав?

— Да.

— Но тогда каким образом господин де Мальпа, губернатор Гваделупы, мог засвидетельствовать…

— Молчите, — сказал барон, крепко сжимая мне руку, — это моя тайна, которая и убьет меня.

Какое-то мгновение мы оба молчали.

— Ну, а эта женщина, эта Мари, — вы ее, следовательно, снова увидели?

— Сегодня, доктор, сегодня вечером. Она уехала из деревни, приехала в Париж, приложила немало усилий, чтобы отыскать меня, и вот сегодня вечером явилась ко мне со своим ребенком.

— А что же сделали вы?

— Я сказал, — начал г-н де Фаверн глухим голосом, — я сказал, что не знаю ее, и велел моим людям выставить эту женщину за дверь.

Я невольно отступил:

— Вы сделали это, отказались от своего ребенка, вы заставили лакеев выгнать его мать!..

— Что же мне оставалось делать?

— О! Это ужасно.

— Я знаю.

Мы оба вновь замолчали. Через минуту я встал и спросил его:

— Какое отношение имею я ко всему этому?

— Разве вы не видите, что меня мучают угрызения совести?

— Вижу, что вы струсили.

— Так вот, доктор… я хотел бы, чтобы вы увидели эту женщину.

— Я?

— Да, вы. Окажите мне эту услугу.

— А где я ее найду?

— После того как я ее выгнал, я отодвинул занавес на окне моей комнаты и увидел ее сидящей на каменной тумбе вместе с ребенком.

— И вы думаете, что она еще там?

— Да.

— Значит, вы ее видели еще раз?

— Нет, я вышел через заднюю дверь и прибежал к вам.

— А почему вы не вышли через главный вход и не приехали в карете?

— Я боялся, что она бросится под ноги лошадей.

Я вздрогнул.

— Чего вы хотите от меня? Чем я могу быть полезен?

— Доктор, окажите мне эту услугу, поговорите с ней, договоритесь, чтобы она вернулась в Трувиль с ребенком, я дам ей все, что она пожелает, десять тысяч, двадцать тысяч, пятьдесят тысяч франков.

— Но если она откажется?

— Если она откажется, если она откажется… ну что ж! Тогда… увидим.

Барон произнес эти последние слова таким ужасным тоном, что я испугался за эту женщину.

— Хорошо, сударь, я повидаюсь с ней.

— И добьетесь… чтобы она уехала?

— Я не могу поручиться за это; все, что я могу вам обещать, так это поговорить с ней на языке разума; от нее будет зависеть, увидит ли она разницу между собой и вами.

— Разницу?

— Да.

— Вы забываете, я же вам признался, что я не барон, я крестьянин, простой крестьянин, который своим умом… поднялся выше своего положения, только, умоляю вас, не говорите об этом никому. Вы понимаете, если господин де Макарти узнает, что я крестьянин, он не отдаст за меня свою дочь.

— Вы придаете такое большое значение этому браку?

— Я уже вам говорил, что это единственная возможность положить конец рискованным спекуляциям, которыми я вынужден заниматься.

— Я поговорю с этой девушкой.

— Сегодня вечером?

— Сегодня вечером. Где я ее найду?

— Там, где я ее видел.

— На каменной тумбе?

— Да.

— Вы полагаете, она все еще там?

— Уверен.

— Пойдемте.

Он живо поднялся и направился к двери; я пошел вслед за ним.

Мы вышли.

Я жил всего в пятистах шагах от него. Подойдя к пересечению улиц Тэбу и Эльдер, он остановился и показал пальцем на что-то бесформенное, с трудом различимое в темноте.

— Там, там, — сказал он.

— Что там?

— Она.

— Эта девушка?