Футурологический конгресс. Осмотр на месте. Мир на земле - [184]

Способность затягивать полученные в борьбе повреждения могла быть очень полезной боевым роботам, если они здесь были, но ведь не камням же. Неужто здешние вооружения под компьютерным контролем начали с пращи и ядра? А если даже так, то на кой ляд каменным ядрам зарастать? И тут, сам не знаю, откуда это пришло мне в голову, я подумал, что я ведь здесь нахожусь не как человек, а как дистантник, то есть не в живой, а в мертвой ипостаси. А не могло ли быть так, что развитие лунных вооружений шло в двух независимых направлениях: с одной стороны, создание оружия, нападающего на враждебное и мертвое, с другой — на враждебное и живое? Допустим, так оно и было. «Предположим, — фантазировал я, — что средства, поражающие мертвое оружие, не могут с тем же успехом поражать живого неприятеля, а я напал как раз на эти другие, приготовленные на случай посадки человека. Поскольку же я им не был, эти мины — допустим, что это были мины, — не чувствуя живого тела внутри скафандра, не сделали мне ничего плохого, и вся их активность ограничилась тем, что сколы затянулись. Если какой-нибудь земной разведывательный робот задел бы их ногой, он не обратил бы внимания на их зарастание, потому что наверняка не был бы запрограммирован так, чтобы учитывать столь поразительное и непредвиденное явление. Я же не был ни роботом, ни человеком и поэтому заметил. Что дальше?» Этого я уже не знал, но, если в моей догадке была хоть крупица истины, следовало ожидать появления других мин, охотящихся уже не на людей, а на автоматы. Поэтому я пошел немного медленнее и более осторожно ставил ноги, минуя холм за холмом, с неподвижным солнцем за спиной, время от времени натыкаясь на большие и средние камни, которые уже не разбивал лопаткой и не трогал ногой, потому что, если они действительно были двух видов, все могло кончиться скверно. Так я прошел добрых три мили, может, немного больше, но не хотелось доставать шагомер: он находился глубоко во внутреннем набедренном кармане, а карман был таким узким, что только с величайшим трудом я мог засунуть в него перчатку; и тут, глянув на юг, я заметил какие-то руины. Особого впечатления это на меня не произвело. На Луне имеется масса осыпей с таким нагромождением каменных обломков, что издали они походят на развалины построек, однако, подойдя ближе, человек видит, что обманулся. И все-таки я изменил направление и, шагая по все более глубокому песку, ждал, когда же скалы проявят свою истинно хаотическую форму, но они не желали. Наоборот, чем ближе я подходил, тем явственнее становились видны потрескавшиеся и закопченные фасады невысоких строений, черные пятна были не обычными тенями, а отверстиями, правда, расположенными не так равномерно, как оконные проемы, но таких огромных дыр, к тому же образующих почти правильные ряды, ни в одной из лунных скал до сих пор не обнаруживал никто. Неожиданно песок перестал осыпаться под ногами. Ботинки ударили в шероховатую стеклянистую поверхность, напоминавшую затвердевшую лаву, но это была не лава, а, пожалуй, расплавленный под действием высокой температуры и застывший песок. Стеклянистая скорлупа ярко горела на солнце и покрывала весь пологий склон, по которому я поднимался к руинам. Меня отделял от них довольно высокий холм, возвышающийся над всем районом, и, оказавшись на его вершине, я смог окинуть взглядом странные развалины и понял, почему их нельзя было увидеть с орбиты. Они были глубоко погружены в щебень. Будь это действительно развалины домов, я бы сказал, что щебень доходит до окон. С расстояния каких-нибудь трехсот метров они напоминали хорошо знакомую по фотографиям картину: селение, построенное из камня и развалившееся во время землетрясения. Кажется, в Иране есть такие селения. С орбиты их можно различить только вблизи терминатора, когда низко стоящее солнце просвечивает навылет их полуразвалившиеся и как бы взрывом деформированные оконные проемы. Однако я все еще не был уверен, не своеобразное ли это нагромождение скал, и решил подойти поближе. Что-то они мне не понравились, поэтому я взял в руки счетчик Гейгера и все время посматривал на его циферблат. Спускаясь с холма, я даже упал, поэтому включил штеккер «Гейгера» в розетку скафандра и теперь мог слышать его тиканье, если бы район оказался радиоактивным. Оказался, а как же, но только до половины противоположного склона. Едва я вступил на навал, окружающий приземистые дома без крыш с щербатыми стенами (теперь я уже не сомневался, что это не природное образование на Луне), как послышалось плотное пощелкивание. Больше того, щебень не разъезжался под ногами, как обычно бывает со щебнем, потому что был сплавлен в плотную массу. Походило на то, что в центре странного селения произошел взрыв, который долго излучал жар, так что руины, в которые оно превратилось, подплавились, образовав единое целое. Я уже находился совсем рядом с развалинами, но не приглядывался к ним, так как приходилось следить за каждым шагом, осторожно ставя тяжелые ботинки на острые выступы этого огромного террикона, чтобы не поскользнуться между камнями, а это было вовсе нетрудно. Только выше, уже напротив ближайших развалин, довольно крутой отвал перешел в стеклянистую поверхность, покрытую черноватыми полосами, похожими на сажу. Идти стало легче, я ускорил шаг и оказался у первого окна. Это было неправильной формы отверстие, вдавленное сверху нависшими камнями. Я заглянул внутрь и не сразу — там был плотный мрак — заметил какие-то лежавшие в беспорядке продолговатые предметы. Вползать через разбитое окно не хотелось, потому что при массивности моего дистантника я мог запросто в нем застрять. Я стал искать обходной путь. Коли есть окна, то и двери тоже должны быть. Однако я не нашел ни одной. Обходя строение, с такой гигантской силой вдавленное в грунт, что все оно растрескалось и сплющилось, я обнаружил в боковой стене достаточно широкую щель, через которую мог, наклонившись, протиснуться. Там, где солнечный свет непосредственно соседствует на Луне с тенью, световые контрасты настолько велики, что глаз не может с ними совладать, поэтому мне пришлось пройти в угол, нащупать раскинутыми руками стену и, прижавшись к ней спиной, закрыть глаза, чтобы приучить их к темноте. Просчитав про себя до ста, я осмотрелся.