Футбол оптом и в розницу - [7]

Шрифт
Интервал

В нашем доме жило много людей, занимавших видные посты в партийных и государственных организациях. В частности, в одном подъезде с нами на третьем этаже жил с супругой бывший первый комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков. Помню, что Мальковы держали двух красавцев — белых борзых.

Отец и Мальков поддерживали добрососедские отношения, хотя, насколько мне помнится, в гостях друг у друга не бывали. Первый комендант Кремля тоже не избежал судьбы большинства людей, работавших с Лениным. Знаю, что Мальков был арестован в конце тридцатых годов. Его дальнейшая судьба мне неизвестна.

В 1938-м отец занимал скромную должность старшего экономиста в тресте «Союзвзрывпром». Эта организация располагалась в районе улицы Куйбышева (ныне Ильинка), кажется, в Хрустальном переулке. Поэтому на работу и обратно отец ходил пешком. 26 июня он прошел этот путь в последний раз и только в одном направлении. В середине дня в трест явились два человека в форме НКВД, посадили отца в машину и увезли. В это же время другие исполнители чьей-то злой воли чинили обыск в нашей квартире. До сих пор не могу понять, почему люди, совершавшие эту акцию, прихватили с собой полное собрание сочинений Г.В. Плеханова, мой фотоаппарат «Фотокор», подаренный отцом. Исчезли из дома еще кое-какие вещи.

Меня в тот страшный для всей семьи день дома не было: я где-то отдыхал вне Москвы. Юля отдыхала под Харьковом, у бабушки. Мама вынуждена была принять на себя удар судьбы одна.


Запоздалое прозрение

В один из теплых воскресных дней осени 1988 года мы с моей женой Таней поехали побродить по Новодевичьему кладбищу. Многие захоронения в этом мемориальном месте столицы тревожат память, будят острые воспоминания о пережитом. У могил и памятников партийных и государственных деятелей: Хрущева и Микояна; многих замечательных артистов: Шаляпина, Вертинского, Утесова, Папанова, писателей и поэтов: Чехова, Гоголя, Твардовского, Шукшина, Багрицкого, Эренбурга; скульпторов Вучетича и Коненкова; воздушных асов Коккинаки и Покрышкина, около многих других захоронений посетители замедляют шаг, останавливаются... Тихо шепчутся о чем-то высокие клены и ели... Торжественно и тихо вокруг. Напряженно трудится людская память...

На старой территории, недалеко от могилы жены Сталина Надежды Сергеевны Аллилуевой, я остановился потрясенный: перед нами стояла черномраморная стела с двумя фотографиями когда-то хорошо знакомых мне людей. Под фотографией мужчины было написано: «Бунич М.М. — горный инженер, орденоносец, 1894—1941». Надпись под фотографией женщины была лаконичнее: «Бунич Л.Н., 1898—1973».

Память мгновенно отбросила меня на 50 лет назад, в лето 38-го. После отдыха, когда я вернулся в Москву, встретившая меня мама не повезла домой. Она не хотела, чтобы я сразу узнал про арест отца, увидел зловещую сургучную печать на двери его кабинета. Была еще более веская причина не привозить меня домой. В то страшное время немногие жены «врагов народа» оставались на свободе. Поэтому, опасаясь своего ареста, мама делала все возможное, чтобы избавить нас с сестрой от горькой участи детдомовских ребят, которую познали многие тысячи детей репрессированных родителей.

Мама отвезла меня на дачу, которую под Москвой, в Малаховке, снимали Буничи. Они не были нашими родственниками. Даже к близким знакомым их нельзя было причислить, Марк Моисеевич и Любовь Наумовна Буничи были всего лишь родителями товарища моего детства Грини.

До переезда в Петровский переулок мы жили в арбатском переулке Сивцев Вражек. Семья Буничей жила с нами в одном доме, в соседнем парадном, Там-то мы с моим ровесником Гриней познакомились и подружились. А наши родители были едва знакомы. Они общались, лишь когда приходилось разыскивать кого-либо из нас в гостях друг у друга.

И тем не менее эта семья рискнула приютить у себя сына «врага народа». Только 50 лет спустя, стоя у могильной плиты, я осознал, что сделали для меня и моей семьи родители Гриньки. Как же они рисковали! Глава семьи, суровый на вид и молчаливый мужчина, занимал тогда ответственную должность в системе « Цветметзолото». Как легко он мог лишиться ее! Но ничто не остановило этих людей с незамутненной совестью и высоким сознанием своего гражданского долга.

Мы с Таней долго стояли у могилы. Мне было очень стыдно, что за многие годы, живя в одном городе с семьей моих благодетелей, я ни разу не склонил благоговейно перед ними голову. Ни разу не сказал им спасибо. С каким опозданием навестило меня прозрение...

Многие житейские истины мы постигаем путем простых сравнений и сопоставлений. Как резко поступок семьи Буничей контрастировал с поведением любимого брата моего отца! Того самого, чье имя подсказало отцу выбор псевдонима в далеком 1919-м... После ареста мужа ошеломленная от безысходности и отчаяния мать позвонила нашему с Юлей дяде. «Я слушаю», — спокойным голосом ответила трубка. Захлебываясь от рыданий, мама сбивчиво поведала о случившемся. Трубка немного помолчала, а потом сказала: «Вера, я тебя очень прошу, не звони больше по этому телефону». И... короткие гудки. Мама выполнила эту просьбу. Наша семья больше никогда не общалась с любимым братом отца: он для нас просто перестал существовать.


Рекомендуем почитать
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Освобождение "Звезды"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».