Да, после нескольких лет мучений Аполлинария бросила молодого мужа с тем, чтобы никогда больше не возвращаться. Так называемая «семейная жизнь» ей до смерти осточертела.
А ему?
«Я помню, – писал Розанов, – что, когда Суслова от меня уехала, я плакал и месяца два не знал, что делать, куда деваться, куда каждый час времени деть».
Ну, поплакал и перестал. Ему захотелось иметь настоящую семью: с милой женой и веселыми детками. Он, как тогда говорили, «сошелся» с очаровательной девушкой, Варварой Дмитриевной Бутягиной, – но жениться-то не мог «от живой жены». И принялся умолять Аполлинарию о разводе, да еще настаивал, чтобы она взяла на себя вину их разрыва.
Аполлинария только расхохоталась в ответ. Василий Васильевич был настолько разъярен, что завязал бурную переписку со вдовствующей Анной Григорьевной. В этих письмах Розанов крыл бывшую свою возлюбленную всякими нелестными эпитетами – определение «фуриозная» из них самое мягкое! – и очень старательно перемывал ей косточки. Анна Григорьевна охотно вторила.
Впрочем, негодование Василия Васильевича было понятно: ему до зарезу нужен был развод. Он тайно обвенчался со своей второй женой: ведь Варвара Дмитриевна была верующей. Если бы все открылось, Розанов понес бы кару как двоеженец не только по церковным, но и по гражданским узаконениям. Он был бы разлучен с женой, детьми, сослан…
Однако Аполлинарию это волновало очень мало: почти до конца ее жизни в 1916 году Розанов засылал к ней своих друзей, адвокатов, просителей с просьбами о разводе – но зря, попусту, напрасно…
Потом она вдруг смилостивилась (на восьмом десятке лет) и дала свободу бывшему мужу. А вскоре после этого умерла, словно не смогла себе простить того, что уподобилась обычной женщине, перестав быть самой собой – фуриозной эмансипанткой.