Фундаментальные вещи - [12]
Два килограмма пятьсот пятьдесят два грамма. В общем, не намного меньше твоего веса. Я взвесил грелку, подумав, что внутри нее находится недостающее тепло, которое передастся тебе за ночь. Внутри грелки есть нечто твое, и скоро оно станет тобой. А еще этот предмет будет спать рядом с тобой. В каком-то смысле он заменит тебе сестренку. Ты тоже мешочек тепла, фляжка, теплый бурдючок.
Тем временем Сильвана кое-что придумала. Я вошел в спальню, держа в руках два с половиной килограмма горячей воды, и увидел, как Сильвана разглаживает утюгом нашу постель.
— Так лучше прогреется.
Всю ночь мы согревали тебя: я, твоя мама и горячая грелка. Мы были как две человеческие батареи. Вообще-то мы с Сильваной мало что можем тебе дать. Мы можем согревать тебя теплом своих тел, быть рядом, помогать в естественных надобностях. Делиться с тобой своим теплом. Тупо, но преданно. Возможно, в конечном счете только это и имеет значение.
25
— А что говорят ее родители? — спросила мать.
— Они ничего не имеют против, — отрезал я.
— Я хотела бы с ними поговорить.
— Если начнешь вставлять нам палки в колеса, я…
— Что ты?
— Перестану с тобой разговаривать. Уйду из дома, и больше ты меня не увидишь.
Мать не расплакалась. Она была слишком гордой. Но я знал, что нанес ей удар ниже пояса. Она покачнулась.
— Ты точно знаешь, что она сказала обо всем родителям? Не могу поверить, что родители отправили дочку учиться вдали от дома, а та легла в постель с первым попавшимся.
— Что ты говоришь! — взвился я.
— Я говорю, что есть.
По тому, как она на меня смотрела, я понял: мать специально меня подначивает. Хочет увидеть, стану ли я все опровергать или соглашусь с тем, чего она так боится. Как будто ей больно от одной мысли, что ее сын занимался любовью с женщиной.
— Я не укладывал ее в постель. Я ее люблю!
Это выражение прозвучало довольно странно. Особенно в присутствии моей матери. Я ее люблю. Однако это было правдой и соответствовало действительности. То, что эти напыщенные слова были единственно подходящими словами, даже немного ударило мне в голову.
— Ну конечно, молокосос!
Таких оскорблений я от матери не ожидал.
Я сделал вид, будто не расслышал ее.
— Я не первый попавшийся. Скорее последний. Первый и последний.
На самом деле, мать заронила в меня сомнение. С родителями Иды я ни разу не говорил. И ни разу их не видел. Ида уверяла, что все в полном порядке. Хоть отец и дрожит над ней, в итоге родители согласятся.
— Короче, я бы не прочь с ними поговорить. Познакомиться, — сказал я Иде.
— Не волнуйся. Так и будет. Мы их позовем сюда, или я приведу тебя в наш дом, — пообещала Ида.
Нельзя сказать, что я ей не доверял. Но вдруг мать все-таки права, и родители Иды ничего не знают о наших намерениях, а ее отец из тех, чью девочку не дай бог тронуть? Я его не боялся. Я боялся, что он ополчится против нас и разрушит нашу любовь. Мы с Идой будем работать и учиться, мы уже все решили. Обойдемся без родительских денег. Мы молодая пара и не идем на компромиссы. Мы не хотим жить как все.
Разве сами они в молодости поступали иначе? По крайней мере, мои? Я не знаю, как Идины родители, но мои поженились практически без гроша в кармане. У них был открыт один - единственный счет — сексуально-чувственный. Вот и вся материальная база. Взаимное влечение, любовь. Больше ничего. Почему же они не дают нам быть такими, какими были сами? Хорошо, им хочется, чтобы наша жизнь была не столь суровой, как у них. Я это понимал и не питал к ним ненависти. Я знал, что все делаю правильно. Я не был эгоистом, я просто хотел отвечать за себя сам.
(В какой-то момент ты сознаешь, что жизнь строится определенным образом, совсем не так, как построил бы ее ты. Любовь, работа, радость, горе. Пока на своей шкуре не узнаешь что почем — ничего не поймешь. Ты можешь принять жизнь такой, как она есть, или полностью ее изменить. Ты можешь основать религию, политическую партию, школу танцев. Можешь организовать сбор подписей за отмену похорон, после того как услышишь избитые фразы священника о твоей скончавшейся подруге, которую он в жизни не видел. Ты можешь отселиться от родителей в девятнадцать лет. Ты можешь жениться и наделать детей.)
Я и Ида своим примером опровергнем расхожее мнение о том, что молодые люди не в состоянии жить самостоятельно, поскольку их силы уходят на университет, поскольку нужно получить диплом, который даст работу, которая принесет доход, который приведет к совместной жизни, которая годам к тридцати позволит принять решение срочно заделать ребенка, поскольку пара начнет испытывать недостаток в яйцеклетках.
Дети детьми (тогда мы о них еще не думали), а мы с Идой были единым целым, и это целое должно было отделиться ото всех и пойти своим путем.
26
Сегодня утром ты казался бледненьким и хныкал. Я взял тебя на руки, потрогал головку и шею: они были влажными. Ты потел. Странное ощущение. Я даже не представлял себе, что грудной ребенок тоже потеет. Я приложился губами к твоему лобику. В моем детстве мама проверяла так, нет ли у меня температуры. Ты весь горел. Сильвана рассердилась, сказав, что это я виноват. Вечно таскаю тебя на улицу в такой холод.
Тициано Скарпа не просто настоящий писатель, лауреат литературных премий, но и потомственный венецианец. Для него история Светлейшей республики неотделима от его личных воспоминаний — детских игр во дворах-кампьелло, подростковых романов, кульминации которых происходили в дверных нишах и на скамейках (а куда еще деваться в городе, где нет автомобилей?), забегаловок, не указанных ни в одном "нормальном" путеводителе. Эта книга подтверждает труднообъяснимое, но достоверное правило: когда автор знает в сто раз больше, чем пишет, это хорошо чувствуется в тексте, каким бы коротким тот ни был.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».