Фультон - [26]
Фультон принял твердое решение отказаться от живописи. Вернувшись в Лондон, он имел длинное об’яснение с Вестом. Разговор этот был для Фультона крайне тяжел. Ему представлялось, что он обманул и Франклина и Веста. Напрасны были заботы и материальные траты, чтобы сделать из Фультона «американского Рубенса». Фультон горько усмехнулся, вспомнив это шутливое прозвище, данное ему в памятный день его знакомства с Вениамином Франклином. Рубенс… Он видел теперь настоящего Рубенса и и знал, что сопоставление его имени с именем великого фламандского живописца звучит почти кощунством.
К удивлению Фультона разговор с его наставником прошел гораздо легче, чем он мог предполагать.
— Дорогой Роберт, — сказал ему Вест после того, как Фультон сообщил о своем желании оставить его мастерскую, — я не удивляюсь вашему решению. Я знал, что вы сами, рано или поздно, придете к нему. И лучше, что это произошло раньше… У вас есть бесспорные способности к живописи. Вы могли бы развить их своей упорной и долголетней работой. Но буду откровенен. Дальше известного предела вы не пойдете. Конечно, вы добьетесь материальных успехов, но все же останетесь на третьестепенных ролях. Я могу передать вам часть моей техники, но талант не передается и не образуется заново. Он может лишь расти и развиваться. Впрочем вы и сами понимаете это. Пусть не тревожит вас моя небольшая помощь. Я оказал ее не только по просьбе моего друга Франклина, но и ради вас самих. Вы честный, хороший юноша. Дайте мне вашу руку и оставайтесь у меня, как и раньше, пока не выберете себе новый, достойный вас путь.
Этот новый путь был уже ясно намечен Фультоном. Строительство, инженерная деятельность, изобретательство — вот его истинное призвание! Недаром эта область привлекала его с самого раннего возраста. Годы художественной учебы не прошли бесследно. Они дали ему привычку к системе и научили итти шаг за шагом в изучении новых предметов.
Такой же путь предстоит ему и в дальнейшем. Надо снова начинать с самых азов. Посещая заводы и мастерские, Фультон достаточно насмотрелся на трудности инженерного дела. Ему не хотелось быть полуневеждой, вроде лорда Стэнгопа, который со своими деньгами мог позволить себе роскошь неполного знания.
— Когда же, — думал Фультон, — кончится эта пора ученичества? Сперва ученик ювелира и часовщика, затем ученик живописца, сейчас снова надо итти учиться.
Но у кого? Учителя, который был нужен Фультону, не было вовсе. Этим учителем должна была стать сама жизнь.
ФУЛЬТОН НА ЗАВОДЕ
Круто и решительно изменил Роберт Фультон свой жизненный путь. 1790 год он встретил в совершенно иной обстановке.
Чтобы основательно познакомиться с практикой инженерного дела, он решил уехать из Лондона и поступить простым рабочим на один из механических заводов в Бирмингаме.
К нему как будто вновь вернулись юные годы, когда он тайком от матери посещал кузницу и литейную старого Дана. Те же искры огня, то же пламя, струи жидкого чугуна, льющегося в песчаную форму. Но как все остальное не похоже на простые приемы дановой кузницы! Многое из увиденного здесь было ему еще непонятно, но каждый месяц работы обогащал его новыми впечатлениями. Фультон не отказывался ни от какой работы и все, что ему поручали, исполнял аккуратно и скоро. Работа точно кипела в его ловких руках. Особенно любил он разборку, чистку и сборку станков. Сложность конструкции не ставила его в затруднение. Уроки часового искусства в мастерской Смитсона не остались бесплодны.
Мастера и инженеры заводов, где работал Фультон, недоумевали — откуда в этом черноглазом парне из дикой Америки столько сообразительности и недурного знания механики? На расспросы любопытных о его прошлом Фультон либо отмалчивался, либо сам закидывал вопрошавшего градом вопросов.
За три года Фультон переменил несколько заводов в Бирмингаме — центре английского машиностроения.
Фультону иногда с трудом верилось, что совсем недавно он жил в удобной комнате великолепного дома на одной из шумных столичных улиц, одевался у лучших портных, обедал в обществе остроумнейших и блестящих представителей лондонского общества, бродил по музеям, посещал картинные галлереи английской знати, проводил вечера в Дрюриленском театре, восхищался игрой Гаррика и мисс Сиддонс…
Сейчас его окружала настоящая, крепко спаянная, трудовая семья. Крепкие, мускулистые шотландцы-молотобойцы, покрытые копотью литейщики и кузнецы были ближе и понятнее Фультону, чем элегантные друзья-приятели по вестовской мастерской. Сказывались врожденный демократизм и воспоминания раннего детства.
Заработка Фультона хватало лишь на самое скромное существование. Единственная роскошь, которую он позволял себе, была отдельная, чистая комната на окраине Бирмингама. К чистоте и опрятности он привык уже с самого раннего возраста, а отдельная комната была ему необходима для спокойных вечерних занятий. Но даже на эти скромные удобства заработка рабочего было мало, приходилось тратить скудные сбережения, оставшиеся от продажи копий с картин.
Утро и день Фультон проводил на заводе. Выполнив заданную работу, он ходил из мастерской в мастерскую, расспрашивал, вымерял, запоминал и записывал. Как губка, впитывал он в себя знания тысячи практических, пригодившихся впоследствии мелочей. «Упущенная деталь, иногда может погубить крупное дело», — любил он повторять слова одного старого мастера. Фультон удачно справлялся с починкой станков, обреченных на слом за негодностью. Он тщательно измерял износившиеся детали, сравнивал их с устройством исправных станков, вычерчивал, отливал новые части. Собранные им станки начинали работать, как новые.
