Фультон - [17]
— Мистер Скорбитт мне говорил о вас, — услышал Фультон мягкий, слегка приглушенный голос, — он считает, что у вас есть недурные способности к рисованию. Этими талантами мы еще не богаты. Зайдите ко мне, захватив с собою ваши работы, ну, хотя бы, — Франклин на мгновение задумался, — хотя бы утром, дня через два.
Точно в тумане Фультон возвращался домой. Неужели и вторая его мечта близится к осуществлению? Неужели ему удастся серьезно взяться за живопись?
Эти два дня тянулись непозволительно медленно. Фультон узнал, что рабочее утро великого американца начинается в восемь часов. К этому времени, с толстой пачкой своих картин и набросков, он уже звонил у под’езда небольшого двухэтажного дома с зеленой решеткой, где жил Франклин. Дом почти ничем не отличался от таких же опрятных, будто свеже вымытых, соседних домов. Над крутой аспидной кровлей высилось, точно грозя облакам, острие громоотвода, — замечательное изобретение хозяина дома. Франклин давно уже был за работой, разбирая кипу отечественной и иностранной корреспонденции. Не отрываясь от чтения, он приветливо кивнул Фультону, жестом руки приглашая его садиться. Кончив читать, он сдвинул на лоб очки и потянулся к папке с рисунками, принесенной молодым портретистом.
— Ну, поглядим, поглядим, что там у вас позапрятано…
Далеко оставляя от себя, как все дальнозоркие люди, вынимаемые из папки рисунки, он перебрал почти все ее содержимое. Иногда он досадливо морщил лоб, и Фультон чувствовал, что у него холодеют кончики пальцев, иногда одобрительно улыбался, но это случалось значительно реже. Кончив просмотр, Франклин закрыл папку и пристально поглядел на Фультона.
— Я почти в четыре раза старше вас, мой дорогой, и потому вы не должны обижаться на слова старика. Я повидал на своем веку немало картин — и плохих и хороших. В Лондоне и Париже я видел портреты, написанные Рубенсом, Ван-Дейком, Тицианом, Гэнсборо и десятками других живописцев. Я могу поэтому сравнивать с ними работы других художников. У вас есть способности и много упорства. Это хорошо — для начала. Наверное, вас многие хвалят. Но не поддавайтесь на всякую похвалу! Те, кто вас хвалят, сами не видели ничего лучшего… Зажгите свечу в темной комнате. Свет ее покажется сильным и ярким. Но попробуйте выйти на солнце с зажженной свечой. Куда пропал весь ее блеск? При солнечном свете пламя свечи стало совсем незаметным. Если вам когда-нибудь удастся увидеть эти великие произведения искусства и сравнить их с вашей работой, вы вспомните мои слова.
Франклин, помолчав немного, вытащил один из фультоновских портретов и, глядя на него, продолжал:
— Я вижу, вы честный и прямой юноша. Но здесь, — он постучал пальцем по рисунку, — вы говорите неправду. Эта дама, наверно, не так молода и красива, как вы изобразили ее. Будьте всегда искренни и правдивы. Если это трудно — молчите… Вы не лишены некоторого таланта, но вы еще не успели его развить. Недостатков у вас больше, чем достоинств. Чтобы верно нарисовать человека, надо его раньше понять. Тогда внутренние черты модели выступят из-под ее внешнего облика, как дно глубокого озера сквозь толщу воды. Если вот этот моряк действительно храбр, ему не надо грозно морщить брови и опираться на чугунную пушку. Сказать по правде, мне больше по душе ваши неоконченные рисунки с натуры. Эти скалы, освещенные солнцем, положительно недурны…
Фультон сидел, не смея дышать. Все, что говорил Франклин, была сущая правда. Сейчас он услышит свой окончательный приговор.
— Нашей республике нужны молодые таланты. Войны кончились. Страна развивается и растет. Необходимы школы, заводы, рудники, и дороги. Нужны ученые и писатели, изобретатели и художники. Верю — будут они и у нас. Вот, к примеру, любопытное изобретение какого-то Фича, — я только что прочел о нем статью в «Колумбийском Вестнике». Лодка, движущаяся силой паровой машины. Если это осуществимо, — как изменятся наши способы сообщения! Впрочем, вряд ли это вам интересно. Поговорим лучше о ваших картинах. Я считаю, что вы должны еще много учиться. Здесь в Америке нет хороших художников. Учиться вам надо в Европе…
Фультон вспыхнул от радости, но тотчас же смущенно потупился.
Франклин улыбнулся и продолжал:
— Я знаю, что вас смущает. Но мы с мистером Скорбиттом думаем уладить этот вопрос. Мы дадим вам необходимые средства, чтобы поехать в Европу. Нет, нет, не благодарите меня. Я немного научился разбираться в людях. Те небольшие деньги, которыми я вас снабжу, я даю не вам, а моей родине! Ей вы и должны вернуть этот долг!
В голосе Франклина послышались твердые нотки.
— Все, — продолжал он, — будет зависеть только от вас. Я чувствую, что вы не обманете моих ожиданий. Разве не так?
Фультон напрасно искал слов для ответа.
— Я дам вам еще, — добавил Франклин, — письмо к моему старому лондонскому другу, известному художнику мистеру Весту. Он гораздо лучше меня понимает в картинах. Может быть, он согласится взяться за ваше художественное образование. А теперь отправляйтесь к мистеру Скорбитту и передайте ему наш разговор.
Мягкая старческая рука легла на плечо взволнованного Фультона. В невольном порыве он прижался к ней своими губами. На мгновение ему показалось, что это рука его матери.
