Фулгрим: Палатинский Феникс - [3]

— Как прикажете, — сказал воин, отводя глаза.

Недопустимо, чтобы легионер при свидетелях проявлял неуважение к своему примарху, пусть даже в шутку. Тем более важно, чтобы этого не происходило во все еще малочисленном Третьем, который лишь недавно восстановил боевой дух и выкарабкался из бездны, в которую сползал до воссоединения с Фулгримом.

Император привел на Кемос едва ли двести космодесантников. От легиона оставалось только название. Третий был сломанным инструментом, неправильно применявшимся и нуждавшимся в починке. Фениксиец сделал все от него зависящее: посетил благородные семейства древней Европы, обновил соглашения о кровной подати, забрал в качестве десятины первенцев из тысячи миров. Медленно, но уверенно братство вновь начало расти — однако, по мнению братьев примарха, было еще слишком слабым. Хорус считал, что Фулгриму пока рано расправлять крылья и лететь самостоятельно. Впрочем, даже Луперкаль мог ошибаться…

Выбросив эту мысль из головы, Фениксиец отошел от лорда-командующего, и тот вновь задышал свободно. Неотрывно глядя на подчиненного фиолетовыми глазами, примарх спросил:

— Ответь мне честно, Абдемон: я правильно выбрал их?

Космодесантник помедлил. Фулгрим терпеливо ждал, не мешая ему размышлять. Прочистив горло, воин произнес:

— Больше всех меня беспокоит Квин. Он грубый, необработанный клинок. То же самое с Флавием Алкениксом. Они оба — строевые бойцы, а не дипломаты.

— Поэтому мы и нуждаемся в них, как в кнуте, помимо пряника. — Сложив руки за спиной, примарх опять повернулся к иллюминатору. — Своим присутствием они будут напоминать, что мы можем устроить при скверном развитии событий. — Фениксиец усмехнулся: — Признаю, в сравнении кое с кем эти двое выглядят не так уж кровожадно, но их должно хватить. Что насчет остальных?

— Тельмар и Торн честолюбивы, полны рвения. В них я уверен, как и в Кирии.

Фулгрим кивнул: он возлагал большие надежды на Кирия. Этот одаренный мечник с острым умом, возможно, пойдет дальше всех из шести — вознесется высоко, если получит шанс. Подумав о последнем из выбранных им клинков, примарх ощутил неуверенность:

— А что апотекарий, Фабий?

— Тоже тревожит меня, — после паузы сказал Абдемон. — Он талантлив, но склонен думать, что находится вне иерархии легиона. — Воин нахмурился. — С него надо сбить спесь.

— Этим я займусь лично, — пообещал примарх, и на лице легионера возникла почти комичная гримаса облегчения.

Фабий тоже был терранином, отпрыском какого-то не слишком знатного дома в горах северной Европы. Как и Абдемон, он входил в Две Сотни и единственный из всех апотекариев дожил до встречи с примархом. Сейчас у него появились коллеги, но тогда Фабий в одиночку пытался сдержать хворь, поразившую генетических сынов Фулгрима. Фениксийцу не нравилось то, что он видел во взгляде медика: цинизм, противоречащий всем догмам Третьего. С этим следовало разобраться, и быстро.

На Визасе легион мог отыскать свежую кровь — новую подать, новых кандидатов. Возможно, тогда Фабий немного повеселеет. Взирая на звезды, примарх вернулся к расчету координат точек Мандевилля. Услышав покашливание за спиной, Фулгрим вздохнул:

— У тебя вопрос?

— Только уточнение, мой господин.

Фениксиец лениво повел рукой:

— Говори, сын мой, и я просвещу тебя.

— Зачем мы так поступаем?

— Чтобы привести этот мир к Согласию.

— Но почему именно так? Риск перевешивает выгоду.

После долгого молчания примарх снова вздохнул и заговорил:

— Мои братья бросили мне вызов. Как вызванный, я имею право выбрать поле битвы и оружие. — Он улыбнулся. — Русс, похоже, тонко пошутил, предложив мне возглавить Двадцать восьмую экспедицию. Двадцать восемь — целое положительное число, равное сумме его собственных делителей[1]. Совершенное число. — Фулгрим тихо усмехнулся: — Я не удивился бы, услышав такое от Ферруса или даже Хоруса, но только не от Русса. Леман умнее, чем кажется, однако скрывает это.

— И весьма успешно, — согласился лорд-командующий.

Фениксиец снова рассмеялся:

— Смотри, Абдемон, теперь ты оскорбляешь одного из сыновей Императора и моего брата. — Он сделал паузу. — Моего блохастого, шелудивого брата-варвара… — Примарх мельком взглянул на подчиненного: — Разумеется, я принял вызов. Мне полезно будет определить истинные границы наших возможностей.

Тут Фулгрим нахмурился.

— Некоторые братья, найденные позже меня, уже добились большего. Мы слишком долго пролежали на одре болезни, Абдемон. Наша численность растет, но небыстро, и те, кто якобы хотят защитить нас, бездумно направляют наши ресурсы на достижение отдаленных целей.

Лорд-командующий молчал. В свое время он сражался вместе с сынами трех других легионов, и сама мысль, что именно они, пусть неумышленно, виновны в нынешнем положении Детей Императора, была ему ненавистна.

— Знаешь, мне кажется, что нас жалеют, — продолжал Фениксиец. — Меня жалеют. Я такого не потерплю. Нас нужно не жалеть, а уважать. — Примарх отвернулся от своего отражения. — Ты спрашивал, зачем нам это? Вот мой ответ: мы должны добиться успеха, причем идеального, чтобы никто больше не усомнился в наших способностях. Если сейчас мы не постоим за себя, то навсегда останемся тенью несбывшегося величия.