Фуга с огнём - [55]

Вот как. И всё равно непонятно, почему именно мы поехали именно туда. Вроде бы выбирали честно: написали имена населённых пунктов, и устроили небольшую такую лотерею.

Значит, судьба такая, сказал я сам себе мысленно и тут всё встало на свои места. Не то чтобы я верил в предопределения: просто именно мне это было нужнее всего, наверное.

Как выяснилось, не только мне.

Утром следующего дня я направился в приёмную графа Толстого – отчитаться, если можно так сказать. Никто из команды, кроме меня, не нашёл серьёзных свидетельств о Шилове. Что неудивительно: искали уже считающуюся мифической рукопись многие годы, и люди там вряд ли были глупее нас. Но ведь не нашли!

Что вновь заставило меня задуматься: чем таким отличался именно мой маршрут?

Что неприятнее, я не мог вспомнить, хоть убейте, что же я там читал, в той избе! Помню, что читал. Но не мог вспомнить теперь ни слова. Совсем с ума схожу? Позвольте, а как же граф Толстой, Ульянов-Ленин и господин Бронштейн, в моей версии прошлого более известный как Троцкий? Это что, если не сумасшествие?

Стоп. Прочь эти мысли. И я вошёл в кабинет графа, у которого уже стоял несколько минут, подобно памятнику.

Теперь «штаб» стал собираться у меня дома, несколько раз на неделе. Близнецы, похоже, знали гораздо больше, нежели предполагалось: папа с мамой, и их друзья ищут что-то интересное. Клад! Давно спрятанный! Естественно, они, в меру воображения включились в процесс. А вечером, когда гости расходились, увлечённо отыгрывали в своей комнате свои версии происходящего. Там фигурировали и пришельцы с Марса, и люди из другого времени.

Однако пришельцем с Марса ощущал себя в основном я сам. Меня уже не могло удивить изменение в истории, происходящее всякий раз, когда я докладывал графу о находках.

И – первое открытие. Я отчётливо помнил, из разговора с давешним стариком, фамилию Самарского. Тот ли самый? Если да, это уже не совпадение. И – отправился читать труды профессора. По счастью, почти всё можно было приобрести в электронном виде, на всякий случай – но читал я всё именно в виде книг.

Пришлось настроить будильник в телефоне, чтобы напоминал: пора и честь знать, домой ехать. Пожилая улыбчивая женщина, в прошлом – преподаватель литературы, помогала мне в поисках. Её не удивило упоминание о Шилове, хотя и она внесла свою лепту неверия: ничего не найдёте. Целые армии учёных перерывали книги, искали намёки. Все знают, что Шилов мастерски разыграл свою смерть, когда стало понятно, что его просветительская деятельность не согласуется с тем, что нужно новой власти. Но не уехал за границу – остался здесь, растворился в том самом народе. Только когда умер, уже в середине сороковых, его «выдали». Но шла война, и похороны философа прошли незамеченными. То, что похоронили именно Шилова, выяснили много позже.

Больше всего отсылок к Шилову я нашёл… в макулатуре. Почти буквально: как-то раз, возвращаясь из санитарно-гигиенического закутка, я свернул не туда и почти по-настоящему заблудился: подвалы в библиотеке не то чтобы бескрайние, но выглядят настоящим лабиринтом. Дверь в один из закутков была приоткрыта: там, как потом пояснила библиотекарша, складывали книги, судьба которых была под вопросом: или ничего толкового не содержащие, или уже не подлежащие восстановлению. К моему (и библиотекарши) удивлению, я увидел на самом верху стопок собрания сочинений современников Шилова. Ничего никому уже не говорящие имена; и едва я открыл первый же том, наткнулся на почти подробное пояснение привычек Шилова: «уходил в народ и говорил со всеми, кому был нужен совет». Причём без указания имени. Нечего и говорить, что почти все книги из той стопки были при мне реабилитированы и отправлены на реставрацию

…Он ушёл в народ вместе с книгой. Остальное ценное, чем он дорожил, было у Шилова в голове. Всё моё с собой ношу, мог бы говорить он, и, вероятно, говорил.

Так-так… я листал переписку одного из литературоведов того времени, на монографии которого ссылался Самарский, и взгляд словно споткнулся.

В письме явно упоминался эпизод из жизни Шилова, о котором любил повторять Самарский: когда к Шилову явились представители власти и предложили работать в комиссариате, ведать вопросами просвещения, Шилов категорически оказался. «Мы хотим учить народ разному», был его ответом. «Пусть он сам решит, чья наука ему милее».

Наивный человек. Его многие полагали наивным, ведь словно воду в песок выливал – все эти его походы в народ, попытки организации школ, всё прочее – ушло ведь всё, сгинуло, расточилось бесследно.

Или не бесследно?

Я опомнился, только когда телефон напомнил, что пора домой. А ведь я нашёл что-то новое! В этой книге ни слова о Шилове, но ведь говорилось именно о нём!

А если нашлась одна ссылка, отыщутся и другие.

Это понимание придало силы всем нам.

Реприза

10

Как-то между делом пришло сообщение, что господин Бронштейн был назначен министром. С повышением, значит. Я уже отчасти привык к тому, что он интересуется нашими поисками. И когда сообщил, что нашёл, несомненно, ссылки на Шилова в письмах и трудах его современников, министр приехал к нам сам.