Фрося - [4]

- Меня зовут Фрося. Никольский слышал. Он лежал на чём-то мягком. Открыл глаза. Перед ним стояла она. - Меня зовут Фрося, - сказала она и улыбнулась. Никольский лежал на огромной красной перине, раскинув руки и ноги в стороны. Он был обнажён. На ней опять была белая маечка, сквозь которую чётко прорисовывались кнопочки сосков. За её спиной был огромный книжный шкаф, тускло сверкающий золотом старинных переплётов. - Меня зовут Фрося, - сказала она в третий раз и стремглав выскользнула из комнаты. Никольский подхватился было за ней, но прервался в движении и упал снова на свою красную перину: в комнату с двух сторон вбежали несколько мальчиков. Совершенно прекрасных обнажённых мальчиков лет двенадцати с золотистой кожей. Никольскому показалось, что их тела натёрты какой-то золотистой мазью... Они улыбались, они окружили перину Никольского, встали на четвереньки и подползли к нему со всех сторон... Они стали трогать и целовать его тело нежно-нежно... Один лёг рядом с Никольским на живот так, что его маленькие гениталии оказались в ладони у Никольского. Один целовал Никольского в щёку под левым глазом... Никольский затрепетал... Мальчики вдруг ссыпались с него, как зрелый тутовник с дерева, одновременно нагнулись, подняли что-то с пола... Он увидел у них в руках маленькие золотые арбалеты с вложенными болтами и натянутыми тетивами. Никольский устал бояться и чувствовать боль. Он совершенно безразлично отметил, что несколько стрел вошли в его руки и ноги, и несколько долей секунды удивлённо наблюдал, как один золотой арбалетный болт летит в направлении его лица... Нет.

4. Библиотека. Конец.

Обнаружить себя идущим в библиотеку и осознать, что понятия не имеeшь, что ты делал секунду назад и ещё несколько предшествующих суток, одновременно забавно и страшно. Никольский шёл в небольшую квартальную библиотеку, которая нравилась ему отсутствием строгого пропускного режима и прочими вольностями, недопустимыми в крупных библиотеках, где даже на каждый вносимый чистый листок ставится печать контроля. Например, в эту библиотеку можно было спокойно проносить свои книги и сидеть заниматься в читальном зале, читая попеременно свои и библиотечные. Никольский не знал числа и дня недели, он не знал, зачем, но он почему-то точно знал, что идёт в библиотеку читать Куна. Умнее было бы пойти домой, к друзьям, на работу или даже к врачу, но очень хотелось в библиотеку. Желание было иррациональным, но сильным. Пройдя мимо ящиков с каталогами в читальный зал, Никольский отметился у стола дежурного библиографа, пошёл к полке "Гуманитарные науки", взял Куна издания "Греко-латинского кабинета Шичалина", открыл пятьдесят третью страницу и уставился на репродукцию древнегреческого барельефа... Читать он не мог: слишком был перевозбуждён, взгляд соскальзывал со строчки... За его спиной скрипнули ножки стула по паркету и застучали шпильки, - это дежурная вышла из зала. Никольский отложил Куна, встал, пошёл вдоль стеллажей, взял ПИНовское издание лекций Фрейда, развернулся... В его сторону шли закованные в сталь человеческие фигуры. Грохот и скрежет кузнечного цеха заложил уши. Вместо рук у приближающихся "рыцарей" (а как ещё мысленно назовёт современный человек закованных в доспехи мужчин?) были усеянные длинными металлическими шипами и зубьями двухметровые рычаги. Никольский бросил в них Фрейдом. "Рыцари" продолжали приближаться. Они протянули к Никольскому свои рычаги и попытались обнять. Он вырвался, оставив на их шипах клочья красной материи рубашки, свою кровь и лоскутья кожи... Гнев вскипел в нём невероятный: казалось, он наполнен внутри огнём, лавой, силой богов... - Во-о-о-о-оон!!! - Заорал он не своим голосом. За спинами "рыцарей" "открылись" прямо в воздухе круги, сквозь которые было видно бушующее пламя и озёра нехотя булькающего металла. "Рыцари" отделились от земли и безвольно, спинами вперёд улетели в огненные круги, схлопнувшиеся в точки и исчезнувшие сразу за ними. Матерясь, оборванный и окровавленный Никольский промчался мимо удивлённых библиотекарш в каталожном зале к выходу из библиотеки. Он снова вспомнил таинственную девчонку и бежал сейчас туда - на проспект Газа - с целью выяснить всё и расставить все точки над i и над ё-ма-ё. Прохожие шарались от него. Вот этот подъезд, лестница... Всё было знакомо, однако Никольский опасался не найти в 26-ой квартире никакой Фроси. "В этом случае сдам сам себя в сумасшедший дом", - решил он. Навстречу ему спускался, прихрамывая и опираясь на показавшуюся Никольскому железной палочку, пожилой интеллигентный господин. Увидев Никольского, он приостановился и внимательно осмотрел того с головы до ног. Потом вздохнул. "Здравствуйте", - кивнул ему на всякий случай Никольский и помчался вверх по лестнице. Пожилой господин проводил Никольского взглядом. Двадцать шестая квартира. Всё то же, что и тогда. Или нет... Под кнопкой звонка появилась свежая надпись: "Ара - пёс". Никольский секунду помедлил и позвонил. Прошло больше минуты, когда он услышал звук открываемого замка. Дверь открылась. Перед ним стояла та самая Фрося, но... но она плакала. Она плакала и выглядела несчастным обиженным ребёнком. Гнев Никольского внезапно и радикально сменился тихой покровительственной отеческой нежностью. Шагнув через порог он обнял Фросю, которая в свою очередь прильнула к нему, как маленькие дети могут прильнуть, когда им плохо, только к тем, кому они безгранично доверяют. - Маленькая... Что случилось? - спросил Никольский, гладя девочку по волосам. - Посмотри в кухонное окно, - всхлипнув, ответила ему Фрося. Никольский повернулся в сторону кухонного окна... - Бля! - Воскликнул он, - Это пиздец... Это действительно был пиздец.