Фронты - [3]

— Юнкер Блюев, — доложил юнкер Блюев.

— Завтра вы можете не ходить на плац, а заняться исключительно ведомостями. И обязательно в том смысле, в котором я только что пояснил.

Загадочно пожелав "приятных снов" и чему-то мечтательно улыбаясь, майор Секер удалился. Исчез он так медленно, что трудно было уловить тот момент, как он, собственно говоря, покинул казарму.

Блюев помотал головой и снова полез на тумбочку, чтобы закончить ритуал ушедшего дня. Отсюда, через окно, ему было отчетливо видно, как на плацу при свете луны вышагивает, тренируясь, худосочный юнкер Хабибулин. Юнкер старательно размахивал руками и высоко задирал ноги, показывая, что из его сапог торчит половина несвежей портянки.

— Ать-два! — говорил сам себе Хабибулин, двигаясь в обход плаца и исчезая из видимости Блюева. — Плохой дела! Буду плохо ходить, Слон накажет. Два наряд вне очередь!.. Ать-два!.. Ать-два!..

3

Утро окружало весь пехотный корпус ароматом кирзача, потом старательного юнкера Хабибулина, перегаром взводного и вестями со столовой.

Пока юнкера вышагивали на плацу, выполняя указания Слонова, юнкер Блюев, примостившись на курительной лавочке, устроил на коленях планшет. В качестве раздумий он слюнявил карандаш.

На бумаге уже отразилось его героическое настроение, проистекавшее от того, что Блюев не маршировал с остальными. Пока это была исключительно ритмика будущих строк, позднее Блюев намеревался подобрать хорошие и по делу слова.

"Пуля дура — штык молодец,

Всем самураям настанет гнездец!

Полковник с трибуны крикнул — "Ура!"

И с перепугу себя обосфал!

Третие сутки идет наш парад,

Сидра достал я — и этому рад.

Смело мы ринемся в бой на врагов,

Еду в обозе. Вперед! Бей жидов!"

Неспешно обходя с наветренной стороны строй юнкеров, к Блюеву приблизился майор Секер. Юнкер, осеняемый вдохновением, записывал в этот момент следующее вечное двустишие:

"Ринемся в бой мы с призывом "Ура!"

Тот, кто не с нами, тот — самурай!"

Блюев упоенно взмахнул рукой и жирная капля чернил влепилась прямо в парадный китель майора.

— Поберегите силы для битв, господин юнкер, — мягко заметил Секер, по обыкновению не злобясь.

Блюев в ужасе обмер и вскочил на вытяжку, рассыпая листки по земле. Поднимая их по одному, майор с явным и аристократическим любопытством стал изучать вирши воспитанника.

— Ну что же, господин юнкер, — сказал он, возвращая листы Блюеву. Похвально, что вы отозвались на мою просьбу. И это достойно всяческого одобрения. Вот только в поэме вашей чувствуется присутствие… э… слов неблагородных. Вы же, кажется, дворянин?.. Постойте, вы что же, и с женщинами так общаетесь?

— Никак нет, господин майор, — смешался Блюев, — то есть, так точно… Я хотел сказать, что я с ними не общаюсь…

Юнкер кротко понурил голову, исподлобья осматривая майора.

— И весьма напрасно, батенька… Женщины это — статус кво, скажем так, же ву зем… Да, вы и сами догадываетесь… А что касается ведомостей, то так писать рифмы не годится, господин юнкер! — посуровел Секер. — Офицер должен отдавать себе отчет — офицер он или быдло. Придется мне все-таки заняться вашим воспитанием… Вольно, юнкер!

Задумавшись, Секер отчего-то пожал Блюеву руку и заторопился, ибо принесло ветер с плаца, где дышал пьяный по случаю Слонов, продолжая любить своих воспитанников.

Блюев же отметил, что Секер все же бывает не в себе, хотя и аристократичен до мозга костей.

4

На вечерней поверке поручик Слонов долго расхаживал перед строем, блестя сапогами, начищенными юнкером Хабибулиным, а потом приказал явиться на культурное мероприятие, организованное майором Секером.

— Господа! Говорят, вы совершенно не умеете обращаться с женщинами! Господин майор лично поведет вас в дворянское собрание, — сказал поручик, щурясь от пьянки.

Юнкерам было дано десять минут, чтобы переодеться в парадное платье и вообще привести себя в пристойный аристократичный вид. Весь взвод сломя голову бросился в казарму.

Блюев и Адамсон столкнулись возле своих коек.

— Блюев, простите радушно… Вы, кстати, не гомосексуалист? — осторожно спросил Адамсон.

— Нет, — удивился, извиняющийся Блюев.

— Дайте честное слово, — попросил Адамсон.

— Честное слово будущего офицера и потомственного дворянина, — сказал гробовым голосом Блюев.

— Не верю, — буркнул про себя Адамсон, но с чувством пожал Блюеву руку.

Тотчас после этого, Адамсон быстренько скинул рейтузы и облачился в такие же, но заметно более чистые.

Наконец строй юнкеров вывалил за ворота. Впереди, сверкая орденами, с обнаженной саблей, мерно выступал майор Секер. Взводного Слонова во избежании паники среди населения, везли в майорской двуколке. Слонов вовсю развалился на заднем сидении и смотрел благодушно, но все равно походил на арестанта.

Столица уже сверкала вечерними огнями. Повсюду шумело беззаботное людное гуляние. На тротуарах продавались дымящиеся пирожки, вызывая своим запахом аппетитную икоту. А по мостовым проносились раззолоченные экипажи.

Майор Секер уже второй час водил строй юнкеров по Столице, чтобы "дать пообвыкнуться к гражданской жизни" (или хоть что- нибудь о ней вспомнить). В действительности, он запамятовал где находится гнездо дворян — "Клуб Столичных Аристократов" и теперь был в поисках затерявшихся, одному ему ведомых, примет.