Фронтовые повести - [157]

К сожалению, в группе Вали Фроловой этим правилом пренебрегла Нина Карпова.

Многие месяцы эта девушка выполняла нелегкую работу, собирая и систематизируя все, о чем ей удавалось подслушать в офицерской столовой. За столиками, в дружеских попойках, встречались офицеры, получившие недолгий отпуск домой, с людьми, едущими на фронт из тыловых областей рейха. Разговоры подгулявших вояк представляли громадный интерес для настороженных ушей разведчика. Сведения, которые доставляла Нина, как правило, являлись весьма ценными, и командование 10-й армии под кодом «Директор» не раз отмечало это в своих шифровках.

Итак, молоденькая девушка вела незаметную, изнурительную работу в самой гуще врага. Не нужно забывать, что она миловидна, незамужем, а подвыпившие немецкие офицеры привыкли считать всех, кто им прислуживал, чем-то вроде узаконенной добычи победителей. Так следует ли удивляться, что сердце девушки открылось тому, кто проявил деликатность, бережное отношение, даже просто элементарную вежливость. Речь идет о переводчике в немецкой воинской части Алексе.

О том, что Нина встречается с Алексом, подпольщики знали. Но, и в этом Валя была права, их настораживало, что Нина ничего не сообщала товарищам по борьбе о своем увлечении. При решительном объяснении Нина горячо отстаивала свое право на личную жизнь.

В тот вечер, когда состоялся разговор Нины с товарищами по подполью, Валя пошла проводить ее домой. Закончившееся объяснение оставило на душе всех тяжелый осадок. Разговор получился бурный, полный взаимных упреков и обвинений.

Некоторое время девушки шли молча, затем Валя осторожно продела руку под локоть расстроенной подруги:

— Ниночка, ребята, конечно, погорячились. И вообще об этом, может быть, не стоило говорить совсем. Но ведь пойми ты их! Мы уже потеряли Еню. И глупо, по-моему, потеряли. Не учли самую мелочь. А где гарантия, что твой Алекс… н-ну… я не хочу сказать, что выдаст, побежит выслуживаться, но ты-то уверена в нем? А? Можешь ты ручаться за него?

— Алекс ни о чем не знает. Он даже не догадывается.

— А если что-нибудь заметит? Вдруг ему покажется что-то подозрительным? Ты допускаешь такой вариант?

— Какое ему дело? Я в его жизнь не вмешиваюсь.

— А если он вмешается в твою и спросит? Что ты ему скажешь?

Не отвечая, Нина шла и смотрела себе под ноги.

— Ах, Валька, — произнесла она наконец с горьким вздохом, — когда это все только кончится? Господи, как я устала, как мне все надоело! Я же человек — пойми это хоть ты! Если бы не Алекс, я уже давно потеряла бы голову. С ним хоть поговорить можно, душу отвести. И на том спасибо.

Признание подруги обезоружило Валю. Что сказать Нине? Запретить встречаться? Глупо. Оставить все как есть? Валя понимала, что никто из товарищей сегодня не мог подсказать приемлемого выхода из создавшегося положения.

— Зайдешь? — спросила Нина, когда они подошли к ее дому.

— Нет, домой пора, — отказалась Валя.

— Не сердитесь на меня, — сказала на прощанье Нина. — Я не подведу. А там и наши вернутся…

Сейчас трудно судить как Нину, так и ее товарищей, в конце купцов смирившихся с создавшимся положением. После разговора с Ниной ничто не изменилось, все продолжало идти как прежде. И это было первым предвестником неминуемой беды, ибо одно, даже самое незначительное нарушение дисциплины неизбежно ведет к новым, более серьезным.

Как-то Алекс признался Нине, что с него хватит: он не хочет, не может больше служить у гитлеровцев— устал, насмотрелся… Кроме того, с некоторых пор к нему вдруг резко изменилось отношение в части: он то и дело ловит на себе настороженные взгляды сослуживцев, все чаще слышит в голосе начальства плохо скрываемое раздражение. По-видимому, его в чем-то подозревают. Дела его так плохи, что, знай он, как пробраться к партизанам, ушел бы немедленно…

Карпова без разрешения организации спрятала Алекса на подпольной конспиративной квартире. Нина знала, что существует хорошо налаженная «цепочка», по которой подпольщики вывели в лес, к партизанам, не один десяток людей. Эта «цепочка» должна была спасти и Алекса.

Подпольная организация вновь была поставлена перед свершившимся фактом.

— Ты поставила под угрозу всех! — горячился Алтай, ожесточенно расхаживая по комнате. — Понимаешь, всех! Ее, ее, его! — Он тыкал пальцем на молча сидевших товарищей. — У тебя что на плечах? Ты о чем думала?

— Человек оказался в беде, и моя обязанность — помочь ему, — защищалась Нина.

— Помочь! Почему ты не посоветовалась? Мы — что выдали бы его гестаповцам? Он бы сегодня уже был в лесу.

— Так в чем дело?

Алтай едва сдержался, чтобы не выругаться.

— А в том, пустая твоя голова, что приметы его уже розданы всем полицейским! Ты понимаешь? Как его теперь выведешь? Его схватит первый же патруль. Судить тебя надо! — добавил сурово Алтай. — По всей строгости. За нарушение конспирации, за нарушение дисциплины. Из-за тебя, из-за твоего легкомыслия может полететь все, что мы наладили.

— Где он сейчас? — спросил хмурый Ольхов.

— Как где? — Алтай все еще не мог успокоиться. — В погребе сидит. Нашли тоже убежище! Сколько он там высидит? Хватит у него терпения? Да и кормить же его надо! А кто из хозяев часто в погреб бегает? Это же сразу любому бросится в глаза. Любому!