Фронтовые были - [12]
Шумилов, пока работает мотор, дает взлетный режим, разворачиваясь на восток. Но почему его не добивают «мессеры»? И вдруг с радостной улыбкой видит: слева по борту — шестерка наших «яков». Они с ходу вступают в бой.
Но мотор уже объят огнем, пламя пробивается в кабину, обжигает лицо и руки. Трудно дышать, вот-вот вспыхнет одежда. Надо прыгать. Но нет, мала высота. И Шумилов, задыхаясь от дыма, отжимает ручки управления. Самолет кометой несется над заснеженным полем и, тараня сугробы, поднимает огромное облако…
Отбежав от самолета на тот случай, если рванут бензобаки, Иван, оглядевшись по сторонам, вытащил из кобуры ТТ, взвел курок. Повсюду виднелись следы недавнего боя: воронки от бомб и снарядов, отпечатки танковых траков, брошенные немецкие пушки, кровь на снегу.
Летчик спустился в заросший лещиной пологий овраг, который вел к деревушке. Но когда вышел к ней, ужаснулся: обугленные остовы домов чернели на белом снегу.
Деревню при отступлении сожгли фашисты. Кругом — ни души. Посередине широкой пустынной улицы на стылом декабрьском ветру раскачивались четверо повешенных: босиком, в исподнем. На груди у одного из них кусок фанеры с надписью: «Так будет каждый, кто помогай партизаны!»
Иван добрел до конца села. Из трубы крайней полусгоревшей избы струился сероватый дымок. Летчик поставил пистолет на предохранитель, сунул его в карман комбинезона, постучался в окно.
На пороге показался мальчишка в залатанном зипуне, стоптанных дырявых валенках. Недоверчиво покосился на угрюмого незнакомого человека.
— Вам чего, дяденька?
— Советский летчик я. Не бойся, парень.
— У нас тута, может, тоже есть летчик… — серьезно ответил мальчик.
— Заболотный! — вырвалось у Шумилова. Он порывисто вошел в избу, и точно: на лавке сидел Иван, живой и невредимый. Был он в реглане и носках. Унты сушились на печке. Лицо возбужденное, руку не успел вытащить из кармана, где наверняка лежал пистолет. Вот так встреча!
Оказывается, Заболотный недалеко отсюда сел на вынужденную. Самолет цел, но осколком заклинило двигатель.
— Видел, что сделали, изверги? — привстал Заболотный и показал в окно на виселицу.
— Видел… — сказал Шумилов и отвернулся.
— А если так, идем! Считай, что мы отдохнули.
— Куда ж вы, соколики родные, погрелись бы еще чуток, — засуетилась старуха хозяйка, которую только сейчас заметил Шумилов в темном углу избы под образами. — Может, кипяточку согреть. Боле-то нечего…
Летчики молча сложили свои неприкосновенные пайки на столешницу — колбасу, шоколад, галеты — и вышли на улицу. На прощание обернулись. Старуха, седая, простоволосая, с сухим блеском во впалых глазах, в которых, видно, уже не осталось места слезам, молча, по русскому обычаю, торопливо осенила их крестным знамением.
Через два дня летчики добрались до своей части. Больше всех обрадовался их возвращению комэск Голубин.
— Ну, Иваны, живы?!
— Живы, командир. Вот только «безлошадными» стали.
— Понимаю. Самолеты для вас найдутся. Да, слыхали? За штурмовку вражеских колонн нам благодарность от командования. В пух и прах разнесли!
Долго не выходили у Шумилова из головы страшные видения оскверненной фашистами подмосковной деревушки. Подлечившись, он снова стал летать. «Мстить, только мстить проклятому врагу!»
Не один стервятник врезался в мерзлую землю Подмосковья от меткого огня советского аса. А в январе 1942 года он таранил «Юнкерс-88», шедший на Москву. Тогда Иван с поврежденным винтом все-таки дотянул до своего аэродрома. Его наперебой поздравляли боевые друзья. А он, широкоплечий, крепко сбитый парень, застенчиво улыбаясь, повторял:
— Да ладно, ребята. Вот невидаль — фашиста таранить.
Тогда Голубин и Заболотный оттащили его в сторону, и командир, волнуясь, сказал:
— Поздравляю тебя, Иван…
— Да ну вас, — уже сердито отмахнулся Шумилов. Но Голубин перешел на официальный тон:
— Лейтенант Шумилов! Поздравляю вас с представлением к званию Героя Советского Союза!
— Только сейчас по секрету у начштаба узнал, — пояснил опешившему другу Заболотный, сияя улыбкой.
Повлажнели темные глаза Шумилова. С радостью глядел он на друзей и видел — не договаривают они что-то: у обоих бесенятами бегают в глазах искринки.
— И вас… Вас тоже представили, что ли?!
Голубин и Заболотный только улыбнулись в ответ.
— Так что же вы молчите, черти!
Три Ивана, голова к голове, обнявшись, стояли на летном поле. И была у них под ногами не топтанная фашистами московская земля, а над головой — родное московское небо.
ВТОРАЯ ЗАПОВЕДЬ
Сегодня капитан Покрышкин сказал Георгию всего лишь три слова. Но какие это были слова!..
Старший сержант Голубев, вспомнив их, вновь, в который раз, задумчиво улыбнулся. Да улыбка ли была это? Наверняка она больше смахивала на гримасу человека, мучительно решающего, все ли он правильно сделал в самую критическую секунду той яростной воздушной схватки: вчера был дьявольски тяжелый бой, и он потерял самолет. Его, беззащитного, расстреливали в воздухе фашисты. Но было и самое главное — он до конца выполнил свой долг…
В памяти Георгия поневоле всплывало самое яркое, незабываемое. Вот они, молодые летчики-истребители, прибыли в 16-й гвардейский полк на Кубань. На стоянке остроносых стремительных «кобр» их встретил начальник воздушно-стрелковой службы капитан Покрышкин. В черном шлемофоне, стройный, широкоплечий, расставив ноги и заложив большие пальцы рук за поясной ремень, он довольно долго рассматривал новичков суровым, цепким взглядом серых глаз, словно старался угадать, какие из них получатся бойцы. Затем поинтересовался, на чем летали, кто и сколько имеет боевых вылетов, сбитых самолетов. И, получив малоутешительные ответы, безобидно заметил:
В повести рассказывается о подвигах летчиков-штурмовиков 2-й воздушной армии, о Героях Советского Союза Иване Алимкине, Георгии Дворникове, Александре Карушине и других, громивших врага на Курской дуге под Яковлевой, Борисовкой и Прохоровкой.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.