Фронтовые будни артиллериста - [19]
Утром, как и накануне, волки исчезли. Я снова развел большой костер, согрелся и сразу же приступил к делу. А к полудню ремонт был закончен.
Наскоро перекусив своим «коронным блюдом», взялся за заводную рукоятку. Двигатель прокручивался с трудом, но после нескольких оборотов стало легче. Однако запустить его не удавалось. Как-то раз механик говорил, что холодный двигатель можно завести, если залить под свечи немного бензина. Надо попробовать. Действительно, через некоторое время двигатель дал вспышку, другую и вдруг заработал. И самое главное, стук, из-за которого все и началось, исчез. Оставались пустяки: залить воду в радиатор, отгрести снег – и поехали. Но… где зимой в степи взять несколько ведер воды? Для того чтобы натаять столько снега, нужны хорошие дрова. Запаса хвороста явно мало, близлежащие кусты уже обломаны, а далеко отходить все же боязно – волки. К тому же вокруг машины намело сугробы, и для того, чтобы сдвинуться с места, надо хорошо поработать лопатой.
За оставшееся до темноты время я оторвал от борта еще одну доску и подготовился к очередной, уже третьей ночевке. Чтобы легче завести утром двигатель, решил его ночью прогреть, отпугивая волков большим костром.
Было ясно, что из-за снегопада ожидать машины бессмысленно. Проехать можно только на тракторе. Казачков, конечно, знает ситуацию и постарается сообщить на автобазу. Но сможет ли он это сделать? Ведь телефона на отделении нет, а до центральной усадьбы километров десять и дорогу замело. Получается, что рассчитывать можно только на себя. Пшеницы для еды целая машина, бензин есть, а вот воды нет. Нужно расчистить снег и на машине спуститься к речке.
Ночью ярко светил полумесяц и, как всегда, по степи шныряла знакомая стая. Снегопад прекратился, и заметно похолодало. Нужно было прогреть двигатель. Приоткрыв дверь кабины, я плеснул на хворост бензин и чиркнул спичкой. Вспыхнул яркий огонь, и волки как будто исчезли во тьме. На этот раз двигатель завелся довольно быстро. После прогрева я затоптал костер, снова выложил сучья полукругом и сел в кабину. Операция прошла успешно, и теперь можно было перекусить.
После еды захотелось понаблюдать за волками. Ближайший зверь был хорошо виден. Он пробегал несколько шагов, останавливался, к чему-то принюхивался, иногда даже совал морду в снег и сразу же двигался дальше, повторяя этот маневр бесчисленное число раз. Похоже, что волки охотились на полевых мышей, кормом для которых изобиловала стерня зерновых культур.
С рассветом я сразу же взялся за лопату. Самые большие сугробы намело вокруг машины. После того как я расчистил снег, машина задним ходом проехала метров триста. Дальше снова начинался занос. Так, периодически запуская двигатель и орудуя лопатой, часам к двум удалось достаточно приблизиться к реке. К счастью, она не перемерзла, и на заправку системы охлаждения ушло не так много времени.
До сумерек, когда снова могли появиться волки, оставалось около часа. Досок, которые можно было бы оторвать от кузова, больше не было. Поэтому возникла необходимость как следует запастись хворостом, благо кустов возле реки было много. И вскоре машина снова заняла свое уже привычное место. Перед ней высился большой сугроб, а рядом лежали ветки, оставшиеся от ночного костра. На этот раз я решил не глушить двигатель. Несмотря на это, в кабине было холодно. Мало толку было и от костерчика на полу. Как и в первую ночь, страшно было уснуть, особенно при усилившемся морозе. Однако усталость давала о себе знать, и бороться со сном было трудно.
Около часа я провозился с ужином – опять готовил пшеничную кашу и кипятил в банке воду. Затем затащил в кабину хворост, немного подбросил в огонь, снял валенки и отогрел замерзшие ноги. Чтобы не заснуть, подложил под себя несколько толстых веток. Сидеть на них было неудобно, но возможность крепко заснуть явно поубавилась.
Волки привычно бегали вблизи машины. Но теперь я не обращал на них внимания. Сейчас главное было не замерзнуть.
Эта ночь была особенно трудной. Сидя на палках, я на короткое время отключался, потом, очнувшись, начинал интенсивно двигать ногами и руками, подкладывал ветки в костерчик, несколько минут бездумно смотрел в темноту, и снова мной овладевала коварная дремота. Так прошло несколько часов. Было холодно. Чтобы не заснуть, пришлось разжечь большой костер и, не обращая внимания на волков, бегать вокруг него. После яркого огня степь казалась сплошной тьмой. Впрочем, такой же, как и ближайшая перспектива. Мороз крепчал, а сил становилось все меньше. О помощи почему-то даже не думалось. Успокаивала лишь монотонная работа двигателя на холостом ходу. Но что толку, ведь впереди длинная заснеженная дорога. Хватит ли сил? Именно в этот момент я впервые подумал, что если удастся добраться до живых людей, то уж никогда больше не сяду за руль. Потом эта мысль еще долго не выходила из головы.
Чтобы не терять светлого времени, я еще до рассвета нажарил пшеницы и, как только исчезли волки, приступил к расчистке сугробов. Во время работы настроение улучшилось. К полудню удалось продвинуться километров на пять. Трудности в основном возникали в низинах. Подъехав к очередному сугробу, я проверял лопатой его глубину, при необходимости расчищал заснеженный участок и с ходу его преодолевал. Однако это удавалось не всегда. Один раз машина так засела, что потребовалось более часа, чтобы выбраться на чистое место.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».
Генерал-лейтенант Николай Николаевич Остроумов прошел долгий служебный путь. Во время Великой Отечественной войны он непосредственно участвовал в разработке воздушного обеспечения ключевых операций (Корсунь-Шевченковской, Белорусской, Ясско-Кишиневской, Берлинской и других). После войны, уже в генеральском звании, автор занимал высшие руководящие должности в советской военной авиации. Генерал-лейтенант Н. Н. Остроумов – один из творцов могущества советских ВВС. Он не только практик, опытный оперативный работник, но и ученый, проанализировавший и обобщивший богатейший опыт боевого применения советской авиации.
Новая книга историка и писателя С.Е. Михеенкова представляет собой уникальный сборник рассказов о войне тех представителей командного состава Красной армии, чья фронтовая судьба, пожалуй, была самой короткой — взводных командиров, лейтенантов. Их боевой путь часто заканчивался первой атакой, потому что они шли впереди своего взвода и первыми принимали вражеский свинец. Автор десятки лет собирал рассказы о войне уцелевших в сражениях Ванек-взводных. Получилась обширная рукопись, из которой автор выбрал наиболее яркие эпизоды и скомпоновал их тематически.
Мемуары Главного маршала авиации А. Е. Голованова (1904—1975) приходят к читателю последними из мемуаров полководцев Великой Отечественной войны. Лишь сейчас книга командующего Авиации дальнего действия издается в истинном виде и в полном объеме. Все авторские оценки и детали восстановлены по рукописи. Судьба автора исключительна: необычайно яркий взлет в годы войны и необычайно долгое и глухое замалчивание в последующие времена. Причина опалы заключалась прежде всего в том, что деятельность АДД была подчинена непосредственно И.
Воспоминания М. И. Сукнева, наверно, единственные в нашей военной литературе мемуары, написанные офицером, который командовал штрафбатом. Более трёх лет М. И. Сукнев воевал на передовой, несколько раз был ранен. Среди немногих дважды награждён орденом Александра Невского, а также рядом других боевых орденов и медалей.Автор писал книгу в 2000 году, на закате жизни, предельно откровенно. Поэтому его воспоминания являются исключительно ценным свидетельством о войне 1941–1945 гг.