Фронтовичка - [9]

Действие второе

Сцена первая

Большое окно распахнуто в ясный щебечущий весенний день. У окна курит Мария. Весна за подоконником не радует, и Мария Петровна стряхивает в нее пепел папиросы «Беломорканал». В углу танцкласса — вещмешок, матрас и граммофон. Из коридора прибегают вспотевшие босоногие девчонки. Мария Петровна по-прежнему курит.

Дети. Мария Петровна! Мария Петровна! Вас директор ищет!

Мария. Все попили? Сходили в туалет?

Дети. — Да!

— Мы попили!

— Я не ходила!

Мария. Кто не успел — терпит. Если совсем приспичит — из танцкласса на цыпочках, и не возвращаться до конца урока. Подошли к станку!..

Входит Марк Анатольевич.

Марк Анатольевич. Добрый день, Мария.

Мария. День хорош, Марк Анатольевич, но у нас урок!

Марк Анатольевич. Мария Петровна, я попрошу вас больше не отпускать группу посередине занятия. Для этого есть перемены.

Мария. А что такое?

Марк Анатольевич. Они же галдят! Как вы не понимаете? А тут у нас хор, лепка, изостудия. Все занимаются!

Мария. Мне нужно было кое над чем поразмыслить в одиночестве.

Марк Анатольевич. И это же изо дня в день!

Мария. Да, Марк Анатольевич! Я каждый день думаю, вас это возмущает?

Марк Анатольевич. Меня возмущает, что вы курите при детях! Сколько можно делать выговоры?

Мария (курит). Не могу отказать себе в удовольствии.

Марк Анатольевич. Я все понимаю! И что личная драма, и то, что вы не простая учительница, что воевали, — но здесь вам не землянка, не блиндаж какой-нибудь, хоть вы и крепко окопались! (Задевает ногой матрас.) Здесь Дом культуры!

Мария. Я давно хотела спросить, Марк Анатольевич, а вы — почему не воевали?

Марк Анатольевич. Мы тоже воевали, хоть и в тылу! Мы объездили с агитбригадами все заводы! Я руководил…

Мария кидает в окно окурок.

Мария. Всё, хватит, мы занимаемся.

Марк Анатольевич. Знаете, что самое страшное? Вчера мы проводили субботник, и под вашим окном собрали вот такую!.. Это же ужас! Вот такую! Кучу окурков! Мария Петровна!

Мария (детям). Кому стало смешно?

Марк Анатольевич. Кстати, явитесь-ка на партсобрание. Пока я вас прикрываю, но это плохо кончится. От вас — ни субботника, ни урока боевой славы, ни участия, никакой инициативы! Зачем вы живете, вообще?

Мария. Я живу теперь только ради «гранд плие». Девочки, «гранд плие»! И… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… Смотрите все на Косилову!.. Настя — тоже неплохо. Женечка! Выворотнее!

Марк Анатольевич. Мария Петровна? Вы сделали выводы?

Мария. Так дальше жить нельзя.

Марк Анатольевич. Вот именно.

Мария. Выпишите нам рояль и аккомпаниаторшу!

Марк Анатольевич. Да-да, кстати! (Убегает.)

Мария. Посмотрите на свои коленки! Это же куски арматуры покореженной, это не коленки! Мотыги мои! Вы у меня будете красивые, обязательно будете! Корявки! (Каждой ученице собственноручно ставит ноги в правильную позицию.) Замерли, я сказала! Стоим, стоим… Стоим! Щас буду бить, кто про коленки забудет! А кто про свои руки забудет — в того стрелять. Рон-де-жан партер! И… Раз, два, три… Уродливо! Безобразно! Всё враньё. Я учила вас другому.

Мария Петровна закуривает, с папироской ходит по классу. Дети молча, напряженно вздыхают. Снова вбегает Марк Анатольевич.

Марк Анатольевич (кричит в коридор). Алексей! Аккомпаниатор!

Из-за двери появляется парень лет 16-ти с аккордеоном. Парень играет туш, улыбается, видит Марию Петровну, тупо уставившуюся на него, перестает улыбаться. Прекращает играть. Длинная худая рука с браслетом повисает безвольной плетью.

Мария. И где вы его нашли?

Марк Анатольевич. В нашем дворе живет с бабушкой. В училище Чайковского провалил, а в техникум идти не хочет.

Мария. Как звать?

Долговязый парень откидывает со лба льняную челку, смотрит из-подлобья: «Алёша»…

Марк Анатольевич. Какой Алеша? Ты Алексей!

Девочки переглядываются, дергают друг друга, смеются, зажав рты ладошками. Парень краснеет, только волосы — белые как полотно.

Мария. Ну если он считает, что он Алеша, пусть будет Алешей. Инструментом как владеешь?

Алеша. Это инструмент мной владеет, а не я. Ничего не поделаешь, выходит, я слабее.

Марк Анатольевич. Клоун, Мария Петровна, каких еще поискать надо… Посмотрите его, может, сгодится вам.

Мария. А я и так вижу, что сгодится. (Протягивает руку для пожатия.) Мария.

Алеша. Это вы — сержант?

Мария. Для тебя Мария.

Марк Анатольевич уходит.

Алеша, сыграй вот это… (Напевает.)

Алеша. Что это? Этого не знаю. Давайте лучше своё сыграю! Вам не сказали, что я ведь еще и композитор!

Мария. Давай что-нибудь в две четверти. Барышни! Препарасьон! Пор-де-бра!..

Алеша играет. Мария считает вслух.

Спасибо, мотыги! Я вижу, с аккомпанементом вам больше нравится, но все равно кривые! Танечка! Что у тебя голова-то сегодня не поворачивается? Вчера поворачивалась, а сегодня подшипники полетели?

Алеша закрывает глаза, смотрит в окно, играет.

Мария. Это Бетховен! Слышите? Бетховен… Кстати, немецкий композитор.

Ленка. Немецкий?

Косилова. Мы же победили немцев, Мария Петровна!

Мария. Кто — мы? В войне люди не побеждают, и страны не побеждают. Просто наступает новый день, и он такой солнечный, что можно, наконец, вынести на улицу и высушить все подушки, валенки, перины, поставить граммофон на подоконник и услышать Бетховена. Побеждают не люди, не страны, а Бетховен. Или что-то вроде того… Что-то совсем другое побеждает всегда…