Фронтовичка - [10]
Опускается на колени возле граммофона. Ставит пластинку. Недокуренную папироску оставляет на краю подоконника и пускается в пляс, абсолютно забывая об ученицах, забывая обо всем на свете. Танцует Мария лихо и самозабвенно. Дети окружают ее, следят за ней с жадностью. По окончании танца она, счастливая, взволнованная, выдыхает: «Венгерка! Это венгерка!» Подхватывает с подоконника свою папироску и снова ее раскуривает.
Собирайтесь. Встретимся на следующем уроке. Кто опоздает, того…
Дети: Расстреляют!
Мария. Правильно. Не опаздывайте.
Девочки уходят, некоторые из них дергают на прощанье Алешу за одежду, браслетик и волосы: «Алеша! Алеша!» Алексей дожидается, пока дети уйдут, закрывает дверь.
Алеша. Мария Петровна!
Мария. А?
Алексей вырывает папироску, выбрасывает в окно.
Алеша. Мария Петровна, венгерка ваша незабываема, а «Беломор» — это пошло.
Мария. Окурки швырять в окно — не пошло? Детям потом собирать на субботниках…
Алеша. Короче, Мария Петровна, договоримся на берегу — или я, или «Беломор»
Мария. Ну ничего себе финт ушами! Вот тебе и Алеша…
Алеша. Так что?
Мария. Это была последняя папироска, сдаюсь.
Алеша. И еще.
Мария. Еще условия?
Алеша. Нет. Я слышал, вам жить негде. Бабка моя сдает комнаты. Можете у нее квартироваться.
Мария. Спасибо, но завтра я переезжаю в рабочий барак. Директор походатайствовал…
Алеша. У нас было бы уютнее.
Мария. В барак.
Алеша. Не буду навязчив. (Забирает аккордеон.)
Мария. Инструмент можешь здесь оставлять.
Алеша. Я дома занимаюсь.
Мария. Похвально. Следующее занятие завтра в три. Народный танец.
Алеша. Увидимся!
Сцена вторая
1949 год. Длинный барак-саманка, построенный немецкими пленными: печное отопление, удобства во дворе. В бараке вечер — готовят еду, стирают, играют в карты, поют, забивают гвозди, гоняют мяч, ездят на трехколесном велосипеде по коридору.
С улицы входит Мария. На ней модный беретик, но грязные резиновые сапоги. Руки заняты бумажными кульками с танцевальными костюмами. Мария плетется в свою комнатку. Ее встречают, выбегают в коридор, здороваются:
— Вернулась! Учительница вернулась!
— Ты теперь бабенка ленинградская? Не наша?
— С гастролей вернулась!
— Ну и как там в Ленинграде?
— В Ленинграде одни ляди?
— Давай помогу костюмы постирать?
— Тебе хоть чё-нибудь дали в Ленинграде-то?
Мария. Грамоту! Грамоту наши девочки выиграли!
— А кроме грамоты, ничё не дали?
— Одно название, что Ленинград!
— Ты прямо с поезда?
— Мария Петровна, у нас самовар!
— Лясы точить будем! Самовар! Мария Петровна!
Мария. Какой там самовар — еле ноги волоку!
Две тетки — одна в муке, другая в саже — преграждают ей дорогу.
Тётка в муке. Значит, так, Мария Петровна!
Тётка в саже. Помнишь тот день седьмого числа прошлого месяца — Игорек сломал твою табуретку?
Тётка в муке. Мы этого так не оставили!
Тётка в саже. Повлияли на него, и он специально к твоему приезду сколотил табуретку новую!
Игорек (подвыпивший мужик с бугристыми венами на шее). Мужик сломал, мужик сделал, чё тут…
Тетка в муке (читает дарственную надпись прямо на табуретке). На долгую добрую память дорогой многоуважаемой соседке Марии Петровне в дни нашей совместной жизни. Мария Петровна, помни наш дружный барачный коллектив. 1 октября, 1948 год!
Мария. Спасибо, Игорь Семенович!
Игорек. Мужик сломал — мужик сделал! Нравится хоть?
Мария закрывает за собой дверь в маленькую комнатку, где из мебели койка, тумбочка и печка. Скидывает костюмы в кучу, прямо в резиновых сапогах падает на койку. Под потолком на кривом проводе светится маленькая лампочка. Мария разглядывает грязные кастрюли, пустой закопченный чайник.
Мария (бормочет). Мыши-мыши, приходите, бабе уши отгрызите, у нее кастрюли худые да грязные, пола не мытые…
В дверь громко стучит, а потом и просовывает голову пьяненький Игорек.
Игорек. Табуретка-то понравилась, Мария Петровна?
Мария. Понравилась.
Игорек. Вы хоть опробовали?
Мария. Опробовала.
Игорек. Это я сделал, молотком дубасил! Хорошо, что понравилась. От меня вам память. Хоть там и написано, что от всего коллектива… Это я сделал! Это мой сын выжигал, грамотей нашелся! Замахнешь первачка?
Мария. Не надо мне! Идите уже… К сыну своему!.. Что вы тут околачиваетесь?
Игорек. Да ты чё, Мария Петровна? Я честный разведенный мужик! Ты — добрая свободная баба! Давай посмотрим судьбе в глаза!
Мария Петровна выталкивает его за дверь, закрывается на табуретку.
Мария. Иди, иди, проспись…
В это время распахивается окно, вываливается и разбивается стекло из форточки. Мария Петровна оборачивается — в проеме окна повисает, как диковинная птица, Алеша. На нем мокрая куртка. Алеша сваливает на подоконник огромный букет побитых заморозками цветов, больше напоминающий стог сена: некоторые цветы даже с корнями и землей.
Алеша. Я не пьяный, Мария Петровна! Я не пьяный! Не хотел разбить, постучаться хотел…
Мария. Алеша?
Алеша. С приездом, Мария. (Забирается в комнату в грязных резиновых сапогах. Смеется.) За мной там гонятся, так я решил через окно…
Мария. Кто гонится?
Алеша. Стражи порядка, как говорится… Цветов им жалко. Заняться, что ли, нечем — в такой дождь за мной по всему городу бегать! Все эти цветы не выражают в полной мере, и всё-таки!.. У вас хоть вазочка есть, Мария Петровна?