Фронтовая юность - [2]

— Учился в архитектурно-строительном техникуме.

— Закончил?

— Нет. Война помешала.

— А ведь и я не думал военным быть, но пришлось. В тридцать первом призвали в армию. Прослужил шесть лет, после увольнения в запас подался в Тулу. Работал плановиком, потом начальником цеха. В сороковом вновь призвали. Думал, ненадолго, а дело видишь как обернулось…

Додогорский служил в 172-й Тульской стрелковой дивизии, командовал взводом и ротой. Он участвовал в обороне Могилева. В период разгрома гитлеровцев под Москвой возглавлял подразделение связи. А с 3 марта 1943 года, когда наши войска освободили Ржев, Петр Викторович был назначен первым комендантом этого города. Однако служба в тылу его не удовлетворяла, и он настойчиво просился на передовую, туда, откуда, как он выразился, «только один путь — вперед».

Мы вышли на опушку. Взору открылось огромное поле.

— Вон там проходит наша передовая, — показывая в сторону высот, сказал подполковник.

Змейкой извивались траншеи. Справа виднелась небольшая река Бараненка. Стояла тишина. Казалось, что вся природа отдыхает. Вокруг ни души. В стороне от блиндажей и ходов сообщения, среди вытоптанного ржаного поля, черными впалыми глазницами зияли воронки от бомб.

— Видите, как перепахали гитлеровцы этот косогор, — проговорил командир и не без удовольствия рассказал, как люди полка ввели противника в заблуждение.

Оказывается, командование фашистских войск давно проявляет интерес к этому участку фронта. Почти каждый день сюда прилетают самолеты-разведчики. Ясно, что надо было ожидать либо налета авиации, либо массированного артиллерийского обстрела. Предвидя это, в полку многие задумывались над тем, как отвлечь вражеский удар от того места, где располагался личный состав. И в одну из ночей на косогоре, вдали от блиндажей и ходов сообщения, сделали из бревен, досок и фанеры макеты орудий. Для приличия их слегка замаскировали. Расчет оказался правильным. На следующий день снова появился самолет-разведчик. Летчик принял ложную позицию за настоящую. По его данным прилетели бомбардировщики. Сделав несколько заходов, они сбросили в район расположения макетов больше сотни крупных бомб. Но ни один блиндаж от них не пострадал, не было ни одного раненого.

— Любопытно, кто придумал оборудовать такую позицию? — поинтересовался я.

— Думали об этом многие. Не обошлось и без комсомольцев, — поняв смысл вопроса, сказал Додогорский. — Особенно дельные предложения поступали от минометчиков, а позицию оборудовали бойцы первого батальона и саперы.

— Кто комсоргом в этом батальоне?

— Лейтенант Экажев. Боевой паренек, только слишком горяч. Все сам норовит сделать. По характеру вспыльчив. Чуть что — к ответственности. Недавно вызвал на заседание бюро командира взвода лейтенанта Островского. Задает ему вопрос: почему взвод не выполнил норму по отрывке траншей? И, не разобравшись что к чему, предложил объявить выговор. Пришлось вмешаться, поправить…

«Разве в батальоне ему никто не может помочь?» — подумал я и только хотел спросить об этом подполковника, как он сам заговорил:

— Заместитель по политчасти там выбыл, парторг работает всего с неделю, а у комбата руки не доходят…

Наш разговор прервал нарастающий гул: со стороны противника на небольшой высоте появился самолет.

— Опять проклятый разведчик! — в сердцах проговорил Додогорский. — Повадился каждый день летать. Высматривает…

То тут, то там начали раздаваться пулеметные очереди, защелкали винтовочные выстрелы.

Мы шли по ходу сообщения к штабу полка.

— Фашисты опять что-то замышляют. И на земле, и с воздуха усиленно ведут наблюдение. Сегодня ночью их разведчики пытались проникнуть к нашим траншеям. Видимо, «язык» нужен. Да только наши начеку. Молодец Сахно, встретил непрошеных гостей как полагается.

— А кто такой Сахно? — спросил я.

— Старший лейтенант, командир роты. Из сержантов, еще комсомолец. Хотя и молод, но фронтовой опыт имеет достаточный. В полку около года.

Совсем рядом с нами резко хлопнул выстрел противотанкового ружья. Мы увидели, как светящаяся трасса устремилась к самолету и через какое-то мгновение воздушный разведчик, окутавшись пеленой густого черного дыма, упал на нейтральную полосу. Все произошло так быстро, что даже подполковник, видевший немало на своем веку, был удивлен.

— Вот это да! Чистая работа! — вырвалось у него.

Со стороны минометной батареи доносились крики «ура», веселый, возбужденный гомон.

— А ну, зайдем туда, — пригласил командир.

И вот мы на огневой позиции батареи. Первое, что бросилось в глаза, — порядок во всем, все тут делалось аккуратно, с любовью. Ниши, в которых хранились мины, выстланы ивняком. У входа в землянку на небольшом дощатом стенде — боевой листок. На деревянных столбиках — бак с питьевой водой, покрытый ветками березы. На позиции столпилось несколько человек. Около миномета без пилотки, с расстегнутым воротником стоял раскрасневшийся младший командир.

— Еще качнем! — обращаясь к бойцам, кричал сержант, но, увидев подполковника, скомандовал: — Смирно!

Навстречу вышел капитан.

— Товарищ подполковник, батарея занимает оборону… Поздоровавшись с бойцами, командир полка познакомил меня с капитаном.