Фритьоф Нансен - [4]

Ничто не предвещало в этот день шторма. Но к вечеру сильно упала стрелка барометра. «Викинг» находился у кромки льдов. Крефтинг, отчаянная голова, направил судно прямо в их гущу. Маневр рискованный, зато «Викинг» не унесет так далеко, как в открытом море.

Шквал, еще, еще… Закачались льдины, пошла волна, а когда стемнело, сквозь свист ветра, треск и грохот ломающегося льда едва улавливались слова команды.

Крефтинг был на шканцах. Странное дело — он повеселел и, казалось, отлично чувствовал себя:

— Лево руля! Круче!.. А-а, Нансен! Держитесь, волна не отдает то, что взяла… Вас не мутит?.. Я же говорил, что из вас получится моряк… Еще лево, лево, черт возьми! «Когда-нибудь да будет этому конец», — как сказала одна лисица, когда с нее…

Пренеприятиейший треск помешал Нансену дослушать любимую поговорку капитана — на палубу рухнула часть фальшборта, лопнула обшивка шканцев. Ларсен — он стоял рядом с капитаном — торопливо зашептал:

— Господи помилуй! Я говорил, я говорил… Бочку — в воскресенье…

Но недаром Крефтинга считали одним из самых отчаянных полярных мореходов. Другой бы смалодушествовал, попытался выйти изо льдов, а этот, веря в себя и в свой корабль, пошел в самую гущу. И ведь в конце концов выбрал местечко, где волна ослаблена льдами и «Викинг» мог спокойно переждать шторм. Конечно, он рисковал — но чего же можно добиться без риска в полярных морях!

— Ну, вот вам и морское крещение! — сказал Крефтинг студенту. — А что, если мы с вами спустимся вниз и выпьем по чашке горячего кофе, а?

Корабль-легенда

Хотя команде роздали ножи, точильные бруски и багры для промысла, дозорный по-прежнему впустую вертелся в бочке — за все время попались лишь одиночные тюлени. Зато далеко над линией льдов заметили мачты сначала одного промыслового парусника, а потом и другого.

Пошли к ним: надо было узнать новости. Баллон старался угадать по оснастке, что это за корабли.

— Ну да, двойные марса-реи, лопни мои глаза! — рассуждал он. — Такие были у «Лабрадора», но только он не заходит теперь в здешние воды. «Вега» это, вот кто!

— Та самая «Вега»? — усомнился Нансен.

— Та самая. Эх, как встречали ее, когда она вернулась! Королей так не встречают. Пальба, флаги, фу-ты ну-ты!..

Вечером суда сблизились. Нансен смотрел на корабль. Три года назад Адольф Эрик Норденшельд прошел на нем вдоль берегов Европы и Сибири с запада на восток, одолев Северо-восточный проход в полярных морях. Да, «Вега» прогремела на весь мир. А теперь она снова простой промысловый парусник и ищет во льдах все ту же детную залежку.

С утра свежий бриз наполнил паруса «Викинга» и шедшей впереди «Веги». Нансен поднялся в дозорную бочку. Встреча с «Вегой» взволновала его, надо было честно в этом признаться. Вот Норденшельд — он боролся и победил. Сколько людей завидуют ему! И он, Нансен, тоже завидует. Разве можно сравнить жизнь такого героя, как Нордсншельд, с прозябанием зоолога? Препарирование, микроскопы, пробирки, мензурки, запах лабораторных спиртовок вместо запахов моря…

Он бы и сейчас сидел не в дозорной бочке, а за столом библиотеки, над атласом моллюсков и инфузорий, если бы не профессор Коллет. Добрый, чуткий Коллет! «Видите ли, одна зверобойная компания просит меня сделать рейс на ее судне и подумать, как лучше искать лежбища тюленей; но я полагаю, что вы справитесь с этим не хуже меня». Наверное, добряк Коллет просто заметил, что студента тянет на вольный воздух, и устроил эту поездку.

Размышляя таким образом, Нансен снова и снова спрашивал себя: не вышла ли у него вообще ошибка с выбором профессип? Чего ему, в сущности, хочется? На что способен господин студент Фритьоф Нансен?

В школе он наиболее успевал в естественных науках: и математике. Сейчас, пожалуй, его больше всего интересуют физика и химия. Если говорить начистоту, то зоологию он выбрал потому, что она, казалось, сулила приятную жизнь среди природы, каким-то образом связывалась с охотой, с блужданием по лесам. Горький самообман!

И уж если на то пошло, то годен ли он вообще для занятий наукой всерьез, по-настоящему? Есть ли в нем, например, упорство, усидчивость? Упорство, пожалуй, есть — ведь удалось же ему так натренироваться в беге на коньках, что чемпион мира Аксель Паульсен признал себя побежденным на дистанции в одну милю. Несколько призов за лыжи — это тоже чего-нибудь да стоит, это тоже завоевано упорной тренировкой.

Да, но усидчивость?.. Отказаться от всего ради корпения над микроскопом? Вот, допустим, завтра все уйдут на промысел, а он, значит, должен с утра до вечера потрошить на палубе тюленей и перетряхивать содержимое их желудков? Нет, он не способен на такие подвиги. Из него никогда не выйдет ученого. В науке он так и останется студентом, притом студентом ни на что не годным, кроме, может быть, спорта.

Тут размышления Нансена были прерваны самым неожиданным образом: он почувствовал, что бочка валится куда-то вбок, и судорожно вцепился в окованный железом край, по которому обычно скользит подзорная труба.

Внезапно налетевший шквал согнул мачту. От напора ветра перехватило дыхание. Внизу что-то кричали, реи гнулись дугой, мачта раскачивалась. Нансен был слишком неопытным моряком, чтобы оценить опасность, а внизу никому и в голову не приходило, что почти на вершине мачты сидит господин студент…