Фридрих Великий - [198]

Фридрих заявил, что, видимо, знает Екатерину лучше, чем Кауниц, — трудная женщина. Он высказался в том плане — предложение, которое Кауниц отказался рассматривать всерьез, — что Австрия могла бы попытаться помешать России угрозой разорвать отношения, если русские под командованием генерала Румянцева переправятся через Дунай, и потребовать в этом случае от Франции обязательства о посылке на помощь 100 000 солдат.

Конечно же, Кауниц был прав, что не принял предложение Фридриха близко к сердцу, рассматривая его как ballon d’essai, чтобы выяснить реакцию, австриец счел это глупым ходом. Он сравнил отношения Пруссии с Россией с отношениями между Австрией и Францией, главным образом оборонительные. Они помогают предотвратить распространение любой войны. Есть и другие выгоды — это устраивает Британию, поскольку содействует ее отстраненности от европейских дел. В нынешней русско-турецкой войне, согласился Кауниц, посредничество могло бы стать полезным, вероятно, и Австрия, и Пруссия сыграют определенную роль. Когда об этом попросит Константинополь. Такая линия была приятна Фридриху, который всегда беспокоился о возможности австро-турецкого альянса. Кауниц согласился с Фридрихом в том, что если приглашать в качестве посредника Британию, то придется обратиться и к Франции; а русские возразят против французов, так же как и турки выступят против участия англичан из-за их помощи России и русскому флоту.

Они много говорили о Польше. Фридрих был уверен, что ключом к урегулированию ситуации в этой стране является мир между Россией и Турцией. Кауниц же считал, что решить польский вопрос можно до заключения мира. А не могла бы Екатерина сама предложить нечто, выдвинуть инициативу и сообщить о ней в Вену и Берлин, скажем, об австрийских и прусских гарантиях при согласии заставить поляков силой их принять? Фридрих внимательно слушал. Кауниц настаивал — и с этим не было причин не согласиться, — что любое урегулирование в Польше должно удовлетворять интересам соседних государств. Его тон, как и ожидалось, все время был ровным и ясным.

Все это сильно отличалось от предложений, выдвинутых в июле прошлого года польским князем Сулковским[308], посетившим Берлин с готовым вариантом решения; он заключался в том, чтобы лишить «диссидентов» всех привилегий, как было решено на сейме, и исключить всякое участие короны в вопросах управления финансами и руководства армией. Эти меры, неприемлемые для императрицы, которую Фридрих в полном объеме проинформировал о беседе, возвратили бы власть в руки враждующих магнатов из сейма. Сулковский, писал Фридрих, «самый настоящий пустомеля», «как и все поляки, каких мне доводилось встречать». Его идеи были очень далеки от холодного реализма Кауница.

Фридрих в сентябре 1770 года сообщил о беседе с Кауницем в письме в Санкт-Петербург и изложил мысли по польскому вопросу. Там в то время вспыхнула заразная болезнь, которая поражала скот, и соседние государства, в том числе Австрия и Пруссия, установили на границах военные кордоны, чтобы не допустить распространения болезни. Фридрих в кратком письме принцу Генриху рассказал о впечатлениях относительно австрийских войск: «Пехота выглядит значительно лучше. Артиллерия хороша. Кавалерия достойна сожаления». О Каупи-це: «Он знает, что умен, и ожидает почтения, обращается с императором, как с сыном». Позднее до Фридриха дошел слух, что герцог Глочестерский, брат Георга III, находившийся в Ноештадте в то же самое время, счел поведение Фридриха в отношении его холодным. «Когда он бывал в Берлине, — заметил Фридрих, — ни разу не навестил меня! С какой стати я должен заговаривать с ним первым?»

Глава 20 ДЕЛЕЖ ПИРОГА

Принц Генрих отправился в поездки в сентябре 1770 года, сначала в Швецию, затем в Россию. Его визит в Санкт-Петербург имел грандиозный успех. Он прибыл туда в октябре и оставался более трех месяцев. Генрих, как, впрочем, и все, был восхищен красотой нового благородного города Петра Великого и произвел самое благоприятное впечатление на Екатерину. «Герой, — сказала опа, — он даровал мне свою дружбу» — и очаровал ее. Генрих, которого часто подозревали в гомосексуализме, обычно умел произвести впечатление и на женщин, и на мужчин, все зависело от того, на кого он обратил свое внимание. Позднее, в 1776 году, принц вновь нанесет визит по ее приглашению. Он обсуждал политические вопросы с императрицей и Паниным, найдя русские требования к туркам весьма умеренными.

Когда настанет время для реальных переговоров, то, как полагал Генрих, посредничество может оказаться полезным, если, конечно, удастся найти приемлемых посредников. Последнее составляло проблему. Фридрих считал самой большой трудностью уговорить Россию согласиться на кандидатуру Австрии. Король иногда заявлял, что больше не настаивает на прусском посредничестве, хотя прежде активно продвигал и твердо верил в его приемлемость для турок, несмотря на то что Пруссия является верным союзником России. Он был совершенно искренен, говоря, что сделал бы все, чтобы содействовать миру, но отдельные связи могли иметь обратный эффект, в том числе и его собственные связи. С другой стороны, Австрию — а он теперь усердно проводил идею об австрийском посредничестве — считали привязанной к Франции и Испании, к тому же опа, к беспокойству Фридриха, возобновила договор с турками. Британия временами казалась заинтересованной играть роль посредника, но это потребовало бы участия в качестве противовеса Франции и автоматически привело бы к оппозиции России. Было непросто найти посредников, чьи интересы не вызвали бы немедленного недоверия или не сводили бы на нет готовящиеся переговоры. Принц Генрих иногда исполнял роль связного между Екатериной и Фридрихом.