Фридрих Великий - [133]

Возможно, Фридрих решил, что у него появился хороший шанс, которого на самом деле не было. Он, очевидно, хотел застать Дауна врасплох. Для этого превыше всего нужны были быстрота, самый прямой и простой путь, самый высокий темп движения. Это соображение могло заставить Фридриха двинуть передовые эшелоны в сторону Дубовой рощи, надеясь, что с находящимися в процессе развертывания австрийцами удастся легко разделаться. Тогда бы он смог, захватив удобные позиции на правом фланге австрийцев, «питать» бой так энергично, что любая прусская часть создавала бы численный перевес там, где это было ему нужно. Но то, как развивалось сражение — превосходящие силы австрийцев, действия Манштейна, — все это превратило в пыль надежды, если Фридрих их лелеял.

В мыслях и мотивах Фридриха могли быть отдельные элементы перечисленного выше. Вряд ли мы это когда-нибудь узнаем. Нам известно, что грозный король Пруссии потерпел серьезное поражение. Вкус поражения горек, но он без всяких экивоков сообщил Георгу II 20 июня: «После восьми выигранных сражений это первое проигранное. Но я не отчаиваюсь. Мне нужно лишь немного времени для восстановления сил, и я найду способ выправить положение». Милорду Маришалю король написал, что Фортуна повернулась к нему спиной — она ведь женщина, а Фридрих новел себя не по-рыцарски, и Фортуна вместо него улыбнулась дамам, которые с ним воюют.

* * *

С поля сражения под Колином Фридрих отправился в свою прежнюю ставку в Лиссе, к северо-востоку от Праги. Каждый год в день этой битвы, 18 июня, он будет предаваться мрачным воспоминаниям. Король лежал на охапке соломы и в течение какого-то времени был не способен что-либо предпринять. Ясно, армию следует отводить, и он приказал брату Генриху проследить за этим, что было безукоризненно исполнено. 20 июня сняли осаду с Праги, армия потянулась на север и остановилась у Лейтмерица.

Затем Фридрих начал приходить в себя. 25 июня он написал Кейту, что надеется выиграть достаточно времени и поправить дела. Ему нужно было восстановить свободу маневра для армии, чтобы обеспечить оборону Силезии, защитить коммуникации с Пруссией и обеспечить войска всем необходимым. До него доходили слухи, что Даун, как и ожидалось, движется маршем к Праге, но где именно он находится, Фридрих не знал. Король отдал приказ Августу Вильгельму, принцу Прусскому, взять под командование 35 000 солдат, примерно половину армии, и перекрыть подходы к Эльбе. Он сам присоединится к нему позже. Тем временем король отправился в Лейтмериц, где 27 июня устроил свою ставку во дворце епископа.

В Лейтмерице Фридрих нашел Митчела и рассказал ему о сражении. Рассказ был сдержанным и несколько приукрашенным. Фридрих не винил других, хотя, но его словам, чрезмерное рвение отдельных частей армии, он имел в виду команду Манштейна, спутало пруссакам все карты. Его письменный отчет, датированный 22 июня, был честным и сухим. Позднее король говорил де Катту, что сражение можно было выиграть. «Теперь он, — сообщал Митчел Холдернессу, — пришел в себя». Он демонстрировал способность быстро восстанавливаться. «Я видел короля Пруссии великим в благоприятных обстоятельствах, но еще более велик он был в период неудач», — писал посол. Однако Фридрих понял: другого сражения не должно или пока не должно быть, если он не будет полностью уверен, что выиграет его.

Его также занимали финансовые проблемы. Для ведения повой кампании были нужны деньги. Он осторожно поинтересовался у Митчела о возможности получения британской субсидии, необходимой для продолжения боевых действий. Фридрих всегда отрицательно относился к идее займов и к зависимости, которую они означали, но понимал, что одновременное нападение Австрии, Франции и России может катастрофически сказаться на его финансах. Митчелл пообещал сделать все от него зависящее и был удивлен, заметив на лице Фридриха искреннее смущение. Фридрих написал в Берлин д’Аржану прочувствованные, полные философского смысла строки: «Будь я убит под Колином, то уже достиг бы гавани, и никакие штормы больше не были бы мне страшны». Живость и стилистика писем Фридриха, написанных непосредственно после Колина, показывают короля не потерявшим присутствия духа. Но судьба обрушила на него еще один удар. Его мать уже некоторое время была больна, а 28 июня Фридрих получил известие о ее смерти. Его горе было безграничным.

В течение нескольких недель Фридрих анализировал создавшуюся стратегическую обстановку. Одни опасности, грозившие Пруссии, носили непосредственный характер, другие находились в некотором отдалении. Самой прямой угрозой, конечно же, были Даун и его армия в Богемии, которая могла вторгнуться через Ризенгебирге в Лусатию, занять Южную Саксонию и угрожать собственно Бранденбургу. Фридрих полагал, что выделил достаточно сил Августу Вильгельму, чтобы он справился с этой опасностью, по крайней мере до тех пор, пока и сам не придет на помощь. Король попросил брата постараться удержаться в Богемии, если удастся, до середины августа. Очень важно, говорил он, прикрыть пути на север и обеспечить защиту складов и хранилищ — вся армия зависит от них. Если австрийцы пойдут на север, Августу Вильгельму следует занять сильные позиции, чтобы, подвергшись нападению, он мог встретить противника в выгодных для себя условиях, и после этого он должен стать в тылу австрийцев и создавать для них угрозу быть отрезанными. Фридрих не мог дать ему детальных указаний по развертыванию войск, потому что все будет зависеть от действий противника в этом районе. Поэтому, когда Август Вильгельм в июле написал письмо и спросил, как ему следует маневрировать, Фридрих ответил, несомненно, с некоторым раздражением, что не может дать конкретных предписаний. У его брата есть разумные генералы и поставленная королем цель, которой следует добиваться.